Герцоги налево, князья направо
Шрифт:
Николас посмотрел ей прямо в глаза.
— Несмотря на то, чем мы занимались в библиотеке вашего отца, вы все еще совершенно несведущи в искусстве любовных ласк, и сейчас вы проявляете свою неопытность более чем очевидно.
— Я только хочу посмотреть на вас. — Поппи улыбнулась смущенно. — В вашей природной форме. И может быть, поцеловать ваше обнаженное тело. — Поппи потянулась к нему и провела рукой по его рубашке. — Вы же сказали, что здесь нас никто не обнаружит. А я обещаю, что никому ничего не расскажу, если только вы сами этого не сделаете.
Николас застонал
— Вы меня убиваете, Поппи. — Он притянул ее к себе ближе. — И вы очень красивы и знаете это. Я тоже хочу снять с вас всю одежду, очень хочу, но потом вы об этом пожалеете.
Поппи вспомнила о Сергее. И подумала об остальных своих поклонниках. Ни одного из них она не хотела бы увидеть обнаженным. Она закрыла бы глаза, как и сделала, когда лорд Уошберн обронил свои брюки в фонтане, делая ей предложение, но в случае с Николасом…
Было в Николасе нечто такое, что вызывало у нее желание держать глаза открытыми.
— Пожалуйста, Николас, — произнесла она умоляющим голосом.
Он промолчал, по-прежнему глядя ей прямо в глаза.
Поппи заметила в его взгляде нерешительность. Но вдруг он рассмеялся, и выражение лица у него утратило напряженность.
— Ну хорошо, пусть так. Но мы должны быть осторожны, оч-чень осторожны.
Поппи ничего не могла с собой поделать. Она пришла в восхищение, она поцеловала его грудь в том месте, под которым билось сердце. От Николаса исходил запах мужчины, совсем особенный, от него кружилась голова…
Желание, сообразила Поппи, оно не дает ровно дышать, оно позволяет думать лишь о поцелуях и о том, что ты можешь с жаркой страстью касаться обнаженного тела мужчины.
— Мы всего лишь раздеваемся. — Поппи произнесла эти слова твердо, приказав себе выбросить из головы то, что говорила ей на этот счет тетя Шарлотта. — Вряд ли есть о чем беспокоиться, поскольку это касается вас и меня. Подумайте о том, через что мы с вами уже прошли вместе.
Поппи не удержалась и хихикнула, снимая с себя туфли и чулки. Николас тоже продолжал разоблачаться, и Поппи пришла в изумление и восторг от ширины его плеч, когда он снял с себя фрак.
Он поднял одну бровь и обратился к ней с вопросом:
— Вы полагаете, что мы друзья?
Он выделил особой интонацией последнее слово.
— Да. — На секунду она отвернулась. Николас был до того красив, что она даже ощутила внезапное смущение. — Только подумать, что я в дружбе с грозным герцогом Драммондом, как вам кажется? Но ведь мы друзья лишь на данный момент. Едва мы снова наденем на себя нашу одежду, мы вернемся к прежним соглашениям.
— Которые определяются вашим намерением разорвать нашу помолвку и моим отказом освободить вас от нее. А также вашим настоятельным стремлением принять участие в операции «Розовая Леди», даже более того — стремлением взять дело в собственные руки, что было бы совершенно неприемлемым как для меня самого, так и для секретных служб в целом.
— Точно, — сказала она. — Мы с вами связаны обоюдным шантажом.
А также непреодолимым физическим влечением друг к другу.
Раздеться? Да нет ничего проще! Поппи, во всяком случае,
Глава 29
— Я не убежден, что ваша уверенность в моем самообладании вполне обоснована, — сказал Николас.
Он принялся распускать шнуровку на ее корсаже, в то время как Поппи возилась с воротником его сорочки.
Глядя на то, как ее платье с тихим шорохом падает к ее ногам, Драммонд вдруг ощутил, насколько глубокие перемены происходят в нем. Дело вовсе не в обыкновенном сексуальном влечении. За платьем последовал ее корсет, и когда Поппи освободилась от него и предстала перед Николасом совершенно обнаженной, он ощутил приступ благоговения перед ее красотой, ее незащищенностью, перед всем ее существом… Ничего подобного не было у него до сих пор ни с одной женщиной.
Николас провел пальцем линию снизу вверх между ее грудями к подбородку, гордо вздернутому. Глаза у Поппи преисполнились возбуждением и безмятежностью — одновременно. Она схватила его палец и нежно поцеловала.
Этот поцелуй произвел на него ошеломляющее воздействие. Каким-то образом прикосновение ее губ к его коже вернуло ему связь с самим собой. Поставило все на свои места. Впервые за десятилетия.
Голая, как Ева, Поппи изо всех сил старалась снять с него рубашку. Ни слова не говоря, Николас помог ей стянуть с себя рубашку через голову, радостно любуясь тем, какая Поппи сейчас розовенькая от усилий, какая хорошенькая и настойчивая.
Он скрестил руки на груди и предоставил ей возможность потрудиться над его брюками. Она немного запыхалась, пока стягивала их вниз с обеих сторон.
Николас рассмеялся.
Поппи подняла на него сияющие глаза и тоже рассмеялась со словами:
— Они такие тесные.
— Что верно, то верно. Гораздо теснее, чем были пять минут назад.
Поппи покраснела и, помолчав, сказала:
— Я это заметила.
Он был рад, что она заметила. Это удовлетворяло его страстное, глубокое желание, чтобы она восхищалась им — чем бы то ни было в нем.
Через какие-нибудь пятнадцать секунд они оба оказались раздетыми догола и целовались, хоть и чувствовали приближение к опасной черте. Однако Николас испытывал такое наслаждение, поглаживая округлые ягодицы Поппи, что забыл обо всем на свете.
Она же глубоко вздохнула и теснее прижалась к нему. Он погладил ей бочок, Поппи отпрянула и устремила на него решительный взгляд.
— С этого самого времени я хочу видеть тебя обнаженным и трогать твое нагое тело каждый раз, когда мы встретимся.
Она робко дотронулась до него кончиками пальцев.
— О Боже… — Он застонал и прижался лбом к ее лбу. — Это невозможно, но я обожаю тебя за эти слова.
Поппи потянулась к нему за еще одним поцелуем и обняла Николаса обеими руками за шею. Он мысленно возблагодарил Бога за то, что ее мягкие, женственные ручки далеки от опасной зоны, и поцеловал Поппи долгим, чувственным поцелуем.