Герцогиня и "конюх"
Шрифт:
– - Вы сами поймете, ваше высочество, почему мне неудобно говорить при других, -- тихо и все так же умоляюще прошептала незнакомка.
– - Уйдите, Менгден!..
– - приказала герцогиня, подумав: "Что она мне может сделать? Кругом меня слуги..."
Лишь только они остались одни, женщина скинула платок с головы и лица и, опустившись перед Анной Иоанновной на колени, воскликнула:
– - Ваша светлость, сжальтесь! Теперь вы видите, кто перед вами?
Герцогиня отшатнулась.
– - Вы?!
– - испуганно вырвалось
– - Да, это я, ваше высочество.
Перед Анной Иоанновной в нищенском костюме стояла на коленях ее бывшая обер-гофмейстерина, красавица вдова, баронесса Эльза фон Клюгенау, сосланная за попытку отравить герцогиню.
Анна Иоанновна была так поражена, что в течение нескольких минут не могла выговорить ни слова.
– - Как, как же вы попали сюда?
– - обрела наконец она дар слова.
– - Ведь вы же сосланы?
– - Я бежала из моего заточения. Счастливый случай помог мне освободиться. О, Боже мой, Боже мой, если бы вы только могли знать, ваше высочество, сколько и каких мучительных страданий выпало мне на долю!
– - воплем вырвалось из груди несчастной баронессы.
Анна Иоанновна впилась в нее пристальным взором. О да, это было почти незнакомое ей лицо. Перед ней была какая-то маска страдания, окруженная почти совсем седыми волосами, и согбенная фигура, жалкая, приниженная.
Анна Иоанновна пробовала вызвать в себе чувство злорадного торжества, но не могла. Помимо ее воли, острое чувство жалости проснулось и задрожало в ее груди.
– - И за что, Господи, за что?
– - продолжала рыдать и ломать в отчаянии руки Клюгенау.
– - Встаньте, баронесса! Мне противно видеть женщину у моих ног!
– - приказала герцогиня.
Баронесса, шатаясь, встала с коленей.
– - Садитесь сюда, в это кресло!
– - сказала Анна Иоанновна. Она позвонила и явившейся на зов фрейлине кратко бросила: -- Велите поскорей согреть и подать красного вина.
На лице фрейлины появилось выражение удивления и любопытства, но она все же беспрекословно поспешила исполнить приказание.
По ее уходе герцогиня сказала:
– - Вы вот, баронесса, воскликнули сейчас "за что? за что?". А разве вы не знаете сами?
– - Видит Бог, я не виновата, ваше высочество.
– - Но ведь вы же пытались отравить меня, околдовать каким-то дьявольским снадобьем?
Тогда Клюгенау поведала герцогине все-все:
– - Меня на этот безумный шаг понудила любовь... вы знаете, ваше высочество, к кому. Простите меня за это! Если бы я знала, что этот человек способен так жестоко мстить женщине за ее любовь, я давно прокляла бы его так же, как проклинаю теперь.
Анна Иоанновна вздрогнула. Первый раз в жизни она задала себе вопрос, любит ли ее Бирон как женщину или же только как герцогиню, которой по предсказанию его кудесника предстоит блестящая будущность?
"А что, если он в то время, когда я отдаюсь ему, мечтает о какой-нибудь другой красавице?" -- обожгла
Принесли горячее красное вино. Анна Иоанновна собственноручно наполнила стакан и подала его Клюгенау, озноб которой проходил.
– - Выпейте это, баронесса, -- сказала она, -- вам надо согреться. А сейчас я вас уложу.
– - Ваше высочество!
– - У несчастной баронессы вырвался вопль, полный благодарности.
– - А об этом больше ни слова. Нас рассудит Бог.
IV
"ЦЕЗАРЬ" ПРИ СМЕРТИ. ПОДЛОЖНОЕ ЗАВЕЩАНИЕ
Бедный полуребенок, император Петр, в беспамятстве метался на своей пышной кровати.
– - Душно мне!.. Это ты, прекрасная гречанка?.. Ах, берите медведя! Он меня съест! Ой, боюсь, боюсь!..
– - кричал он диким голосом, вскакивая и сбрасывая с головы "ледяной колпак".
Спальня тонула в полумраке. Тут кроме ученого немца-доктора находились: князь Алексей, племянник "птенца Петрова" -- Якова Долгорукого, его беспутный сын Иван, явившийся поистине злым гением для мальчика-императора и косвенно сгубивший его, и "веселая" Екатерина Долгорукая, объявленная невестой умиравшего императора.
Пока они -- всемогущие лица при особе императора -- были еще в полной силе. Император еще не умер, а только тяжко занемог, и кто знал, как повернется болезнь? Поэтому Долгорукие царили полноправно и властно, никого не допуская в спальню императора.
Диагноз болезни августейшего отрока еще не был поставлен доктором.
– - Ну, что с ним?
– - грубо окрикнул доктора Долгорукий-отец.
– - Это вы сейчас узнаете, ваше сиятельство, -- сухо ответил верный жрец Эскулапа.
Он вновь приступил к исследованию больного, а в то же самое время между Долгорукими -- отцом, сыном и дочерью -- в глубине спальни полушепотом шло бурное объяснение.
– - Щенок!!
– - грозно подставляя огромный кулак к полупьяному лицу своего сына Ивана, хрипло прошептал Алексей Долгорукий.
– - Это все благодаря твоим проклятым кутежам мальчишка заболел.
Князь Иван отшатнулся, но, нахально глядя прямо в лицо отцу, ответил:
– - Да не вы ли сами, батюшка, приказывали мне: "Развлекай молодого царя"? Ну, я его и развлекал.
При этом Иван ухмыльнулся гадкой нахальной улыбкой.
– - Развлекай, да не простуживая, дубина ты стоеросовая!..
– - крикнул князь Алексей и обратился к дочери: -- А ты тоже хороша: в руках не умела держать его. О, дурак, о, дура!! Да знаете ли вы, что если Петр умрет, то всему вашему благополучию конец настанет?
Он затопал ногами в бессильной ярости, а затем, насилу овладев собой, отошел к постели венценосца-отрока. Иван Долгорукий тихо прошептал сестре:
– - Не горюй, сестрица, скоро будешь императрицей!.. Эх, все это лечение -- глупость одна; дать бы ему опохмелиться.