Гердер
Шрифт:
Глава вторая
Идея развития
1. Учение о происхождении языка и мышления
В пантеон теоретической мысли Гердер вошел как один из творцов историзма. С первых шагов самостоятельного творчества он пытался разгадать тайну возникновения и развития специфических атрибутов человека — искусства, языка, мышления. Этот лютеранский священник, учившийся на теологическом факультете, преподававший в церковной школе, не мог примириться с традиционными догмами и пытался найти научное решение волновавших его вопросов, не порывая, однако, с религией. Идею развития начинающий ученый, у которого уже в юности появились незаурядные способности к стихосложению, попытался прежде всего провести в изучении того вида творчества, который был ему особенно близок, — поэзии. Молодой Гердер развенчивает привычный для его времени взгляд на поэтическое творчество как на дар небес. Набрасывая «Опыт истории поэзии» (1766–1767), он высмеивает наивные легенды о внезапном возникновении
Все это справедливо и в отношении искусства. Гердер решительно отвергает утверждение, будто поэзия создана не мыслью человека, а ниспослана с неба, и ставит перед собой задачу выяснить ее земные корни. Он не согласен также с предположением, что поэтическое искусство возникло у одного народа, а затем перешло к другим. У различных народов, населяющих отдаленные уголки нашей планеты и поэтому не связанных друг с другом, самостоятельно возникали довольно сходные по содержанию поэтические произведения. Это происходило вследствие действия аналогичных причин — одинаковых потребностей и способностей. Первыми стихотворениями были песнопения, которые распространяли новости, содержали мольбу, обращенную к богам в минуты бедствия, а также мифы о возникновении мира, заветы и поучения предков; передаваясь из поколения в поколение, эти песни пробуждали в людях мысль, в воинах храбрость, прославляя любовь, доблесть и верность. В этом, резюмирует Гердер, нет ничего сверхчеловеческого.
Поэзия не была создана преднамеренно, по определенному плану. Всякое изобретение появляется тогда, когда в нем ощущается потребность, но не следует думать, что всегда это результат целенаправленной деятельности. Ссылаясь на космогонию Эпикура, Гердер подчеркивает роль случая в осуществлении необходимости. Необходимость и потребность были матерью поэзии, но это не значит, что она возникла так, будто кто-то задался специальной целью создать искусство.
Какие же потребности человечества определили появление искусства? Гердер не видел прямой связи между трудом, материальной жизнью и искусством, он вставлял между ними опосредующее звено — религию. Возникновение искусства связано с появлением религии. Причем в объяснении происхождения религии Гердер следует материалистической традиции. В «Опыте истории поэзии» он приводит отрывок из поэмы древнеримского материалиста Лукреция Кара, содержащий обличение религии и апологию Эпикура. В первобытном состоянии, пишет Гердер в работе «Опыт истории поэзии», народ приобретает понятие бога не из спокойного и разумного созерцания мира, философского проникновения в порядок вещей, глубокомысленных размышлений о причине сущего, а вследствие суровых явлений окружающей действительности, которые внушали страх и ужас.
Отсюда Гердер делает вывод: первые молитвы должны были быть не чем иным, как песнопениями. Аргументация его такова: «Тяжелая нужда, ужасающие случайности, давящие потребности, которые заставляли искать богов, были — в соответствии с тогдашним образом жизни — делом всего народа» (5, т. 1, стр. 122). Следовательно, и религиозные обряды, и в частности молитвы, носили общественный характер. Поскольку молитвы произносились большим количеством людей, они должны были быть легкими для запоминания, короткими; поскольку они касались реальных, повседневных дел и были обращены к богу как к могучему, чувственно-осязаемому существу, они должны были носить чувственно-эмоциональный характер. А что такое короткая чувственно-эмоциональная молитва, состоящая из специально подобранных выразительных слов? Это и есть поэзия. Не случайно у всех народов священные гимны — это первая форма поэзии.
Идея естественного возникновения поэтического искусства подводила Гердера к мысли о столь же естественном происхождении языка. Следующим шагом в этом направлении было выяснение отношений между языком и литературой. В «Фрагментах о новейшей немецкой литературе» Гердер отмечает наличие неразрывной связи между ними: «Литература и язык взаимно воздействуют друг на друга; литература росла в языке, а язык — в литературе» (4, т. 2, стр. 75).
Здесь же мы находим оригинальную статью «О возрастах языка», которая в сильной степени, вплоть до дословных совпадений, перекликается с работой об истории поэзии. Здесь высказываются те же аргументы в пользу исторического подхода к явлениям. Историю общества
В 1769 г. Прусская академия наук объявила конкурс на лучшую работу о происхождении языка. Тема была сформулирована следующим образом: «Если бы люди были предоставлены своим врожденным способностям, то были бы они в состоянии изобрести язык? Какими способами они могли бы сами собою дойти до такого изобретения?» Вопрос этот возник не случайно. Вокруг него велась давняя полемика, уходившая своими корнями в средневековье и античность.
Всего за три года до конкурса, объявленного Прусской академией, вышла в свет работа ее действительного члена И. П. Зюсмильха «Опыт доказательства, что первый язык был создан не человеком, а исключительно богом». Это главный противник Гердера. Именно Зюсмильха критикует он в первую очередь в своем «Трактате о происхождении языка» (1772), получившем первую премию на конкурсе Прусской академии наук.
«Несмотря на ошибки, — пишет В. М. Жирмунский, — связанные с уровнем исторических познаний в XVIII в., Гердер является создателем первой исторической теории языка. Его учение о связи развития языка с развитием мышления, обусловленным в конечном счете развитием человеческого общества, легло в основу философии языка Вильгельма Гумбольдта, Штейнталя, Потебни» (3, стр. XXV).
Работа Гердера о происхождении языка проникнута духом полемики. Гердер подробно разбирает аргументацию своих противников, с жаром опровергает ее, пытаясь дать свое решение проблемы. Борьбу приходится вести на два фронта — против церковной ортодоксии и механистических концепций. Гердер не всегда прав, иногда противоречив, но основная идея, которую он отстаивает, безусловно, плодотворна.
В XVIII в. существовали теории, пытавшиеся показать естественное происхождение языка. Идею возникновения языка в результате договора как следствия общения людей отстаивал Э. Кондильяк, полагавший, что люди, одинаково реагируя на внешние воздействия, могли без труда договориться о значении слов. Наряду с теорией «договора» существовала также теория возникновения языка путем звукоподражания. Согласно этой теории язык возник как подражание звукам природы. В этом, в частности, был убежден Лейбниц. В «Новых опытах о человеческом разуме» он проводил различие между современными, «производными» языками и их основой — «первичным» языком, возникшим якобы в результате звукоподражания. Производные языки, отходя от первичного, все более теряли естественный и все более приобретали условный характер, однако и в них можно найти множество доказательств, указывающих на связь речи с звучащими предметами. Наконец, третьей теорией естественного происхождения языка была «эмоциональная» теория, развитая Руссо. Он полагал, что первый язык человека — это естественные крики, передающие его чувства. Животные пользуются языком жестов и взглядов. Произнесенное слово характерно только для людей. Первые звуки голоса были вызваны не нуждой, не материальной потребностью, но страстью — любовью, ненавистью, состраданием. Молча преследует человек добычу, которой хочет насытиться, но чтобы взволновать сердце, чтобы остановить несправедливого обидчика, природа диктует человеку звуки. Вот почему первые языки были певучими и страстными, прежде чем стать простыми и рассудочными. Гердер опирался на своих предшественников, но шел своим путем.
Он согласен с Руссо в том, что эмоциональная сторона языка является у человека общей с животными. «Уже как зверь человек обладает речью. Все сильные и все сильнейшие из сильных, все болезненные ощущения его тела, так же как и все бурные страсти его души, выражаются непосредственно в крике, в диких, неартикулированных звуках. Страдающий зверь так же, как и герой Филоктет, ощущая боль, вопит и стонет, даже если он находится на пустынном острове…» (4, т. 2, стр. 79). Этими словами Гердер начинает свой «Трактат о происхождении языка», и эта мысль проходит затем через него красной нитью.
Но, подчеркивает Гердер, нельзя сводить язык только к выражению эмоций. Все звери издают звуки, но ни один из них, даже самый совершенный, не обладает хотя бы началами человеческой речи. Ребенок криком, подобно животному, выражает свои чувства, но разве это тот язык, которым он будет пользоваться в дальнейшем?
Здесь Гердер расходится с Кондильяком и Руссо, которые не замечали принципиальной разницы между животным миром и людьми. Кондильяк, по мнению Гердера, наделяет животных человеческими качествами. Руссо, наоборот, принимает людей за животных. Сам Гердер не только настойчиво подчеркивает грань, лежащую между обществом и природой, но пытается раскрыть специфику человека, лежащую в особенностях его деятельности. Поведение животного определяется инстинктами, сфера действий его очень узка. Человек же универсален по своей природе, у него нет единообразной и узкой сферы, где его ожидала бы только одна работа; целый мир обязанностей и занятий лежит перед ним.