Германия: самоликвидация

Перед вами, дорогой читатель, лежит одна из самых необычных книг, написанных за последние десять — двадцать лет. Её необычность не в теме. В конце концов, на тему сложной демографической ситуации в экономически развитых странах написаны тома. И даже не в анализе особенностей миграционной политики в Европе и, в частности, в Германии. На эту тему тоже изданы горы книг. Своеобразие этой книги заключается в том, что она, по сути, является первым восстанием известного европейского интеллектуала и политика против политкорректности, которая пронизала,

как саркома, все поры свободного общества и превратила его в худшую из тюрем — тюрьму разума.

В сущности, что такое эта пресловутая политкорректность? Это не невинное стремление не обидеть неловким жестом или резким словом того, кто заведомо слабее. Нет! Хоть она и с этого когда-то начиналась. Сейчас политкорректность превратилась в диктат слабого над сильным. Сейчас она приобрела такие уродливые формы, что быть сильным, умным, энергичным стало невыгодно.

Политкорректность требует от человека перестать верить своим органам чувств, своему жизненному опыту, историческим фактам, мудрости предков и выбросить весь этот эмпирический багаж на помойку. Она противопоставляет этому опыту поколений (за который заплачена огромная цена) голую, ничем не подтверждённую доктрину об абстрактном равенстве всех во всём и по любому поводу. Хоть бы даже эта доктрина и вела к совершенно очевидной победе лени и тупости над трудом и талантом. Хоть бы даже она и вела к остановке интеллектуального (а затем и вообще любого) прогресса. Хоть бы и очевидными были её последствия в виде утраты национальной и любой другой (даже сексуальной) идентичности.

Как раковая опухоль не останавливается, пока не сожрёт весь организм, в котором она существует, и тем самым уничтожит условия своего собственного существования, так и политкорректность будет визгливо и настырно укладывать человеческое поведение в прокрустово ложе своего абстрактного бреда до тех пор, пока не уничтожит само человеческое общество, которое её породило.

Нормальная, здоровая человеческая особь испытывает чувство гордости за свои достижения. Человек справедливо рассчитывает на их позитивную оценку обществом и на вполне материальные дивиденды от своих успехов. Но политкорректность культивирует в успешном человеке чувство вины и стыда, предлагая ему замысловатые софизмы типа бесконечной во времени исторической вины одних народов перед другими народами. И не важно, что, например, рабовладение в Америке было в XIX в., а нацизм в Германии — в первой половине XX в. Не важно, что французский или британский колониализм скорее дал народам Африки и Азии импульс для социального прогресса, чем остановил его. Политкорректность не связывает себя необходимостью опираться на реальность. Она живёт в мире свободных от проверки опытом абстракций.

Интеллектуальный и гражданский подвиг Тило Саррацина и его книги «Германия: самоликвидация» как раз в том и состоит, что он, прекрасно понимая, каким лакомым блюдом он предстанет для глашатаев политкорректности после издания такой книги, тем не менее нашёл в себе мужество заявить об очевидных и простых вещах. О том, что нация умирает. Что никому, похоже, нет дела до того, что некогда один из самых культурных и энергичных народов превращается в горстку вялых и апатичных старичков. Что бессмысленное растранжиривание народных денег ведёт к тому, что бесплатные раздачи привлекают любителей халявы со всего мира. И что закат немецкого этноса — это грустная и близкая перспектива.

Интеллектуальное восстание против диктатуры общественного остракизма — явление крайне редкое для Европы. Для этого нужно иметь убеждённость Джордано Бруно и Галилея. Как вы думаете, сколько голосов набрало бы утверждение, что «Земля — это шар», будь оно в их время поставлено на всеобщее голосование? Однако всегда находились смельчаки, которые не боялись общественного порицания и говорили людям правду. «Ради чего?» — спросите вы. И вот тут я замнусь. Не хочется выглядеть глупо, но я всё-таки скажу вам эту банальность: ради любви к истине. Булгаковский Иешуа утверждал, что «правду говорить легко и приятно». Вот, собственно, ради этого удовольствия люди и идут на эшафот. Как в прямом, так и в переносном смысле. Хотя большинству это удовольствие недоступно. Оно для избранных. Не является ли это (кстати сказать!) лучшим доказательством принципиального неравенства людей?

Рискуя навлечь на себя гнев общественности, повторю (вслед

за Тило Саррацином) ещё раз: люди не равны! Они разные. И эта разность может лишь отчасти быть компенсирована упорством и воспитанием. Как ни грустно это констатировать, но часто люди не равны изначально, генетически. В таком заявлении есть некоторая обречённость. Да, это неравенство фатально. Но, тем не менее, это правда, и гораздо правильнее её признать, чем строить общество, делая вид, что это не так.

Напрасно думать, что игнорирование генетического неравенства есть проявление гуманизма в отношении слабых. Что это некая невинная и простительная форма социального милосердия. Уверяю вас, это опасное заблуждение. Россия, более чем какая-либо иная страна, уже наступала на эти грабли. И пусть её опыт будет серьёзным предупреждением всем тем, кто считает, что генетически обусловленного интеллектуального неравенства не существует.

Начнём с того, что поборники генетического равенства вообще отрицают генетику как науку о наследовании различий. И в этом смысле они становятся в одну шеренгу с товарищем Сталиным, который как раз и объявил генетику буржуазной лженаукой. Ведь Сталин, которого можно назвать каким угодно злодеем, тем не менее, безусловно, не был идиотом. И генетику он отрицал отнюдь не в приступе бессмысленного самодурства. Сталин был человеком последовательным и понимал, что генетика мешает ему уничтожать интеллектуальную элиту нации. А уничтожить её очень хотелось. Поэтому и был выдвинут тезис о том, что новую (не хуже, а даже лучше старой!) элиту можно попросту воспитать. А вся эта чепуха про наследование интеллектуальных способностей тормозит победу прогрессивного пролетариата над паразитирующей буржуазией и выродившейся аристократией.

Отрицание или игнорирование простых и понятных истин — это родовой признак политкорректности, которая представляет собой современную форму неосталинизма. Её отличие от классического сталинизма (или гитлеризма) состоит лишь в том, что за инакомыслие сейчас не расстреливают. А вот в тюрьму загреметь можно, например, по обвинению в шовинизме. Так же, как при Сталине или Гитлере: под одобрительные возгласы толпы и свободолюбивой прессы. Западная демократия лишается своего главного козыря в глобальной конкуренции — интеллектуальной свободы. Серые, недалекие, прекраснодушные горлопаны, как иезуиты времён инквизиции, формируют ментальные каноны, в которых должен существовать свободный разум. И всякое отступление от этого канона подвергается истерическим нападкам именем гуманизма и сострадания. Ладно бы это заканчивалось лишь общественным порицанием. Но новоявленные Игнатии Лойолы перекраивают уголовные кодексы своих стран, чтобы заткнуть рот всем, кто не согласен содержать дармоедов или тратить циклопические суммы на бессмысленные прожекты, разрушающие половую идентичность, традиционную семью, духовное самосознание и достоинство своего народа.

Как всякая первая попытка такого восстания, книга Саррацина, конечно же, не лишена забавных курьезов. Так, например, он считает ислам изначально неспособной к развитию ортодоксией, сама принадлежность к которому лишает его приверженцев способности к интеллектуальному и социальному прогрессу. Потом, однако, несколькими страницами ниже он признает, что турецкие турки более динамичны и позитивны, смышлёны и работоспособны по сравнению с немецкими турками во втором поколении. А если сюда прибавить продолжающийся уже не одно десятилетие экономический рост в Турции (достигающий в отдельные годы 9 % ВВП), то становится ясно, что проблема не в исламе. Ну а вспомнив христолюбивую Грецию (погрязшую в долгах и безделье), можно смело утверждать: Коран здесь ни при чем.

Кстати, о Коране. Протест Саррацина против политкорректности не беспределен. У него тоже есть свои, вполне политкорректные рамки. Так, например, утверждая, что в традиционной мусульманской семье женщина угнетена потому, что этого требует Коран, автор в доказательство этого тезиса приводит цитату из Корана, в которой говорится о том, что Аллах создал мужчину и женщину разными.

Меня так и подмывает сказать: дорогой Саррацин! если уж вы восстали против политкорректности, то идите до конца: признайте же, вслед за Кораном, очевидное: мужчины и женщины действительно созданы разными. Если это не так, то я должен выколоть себе глаза: они мне врут. Но на такую самоотверженность автора уже не хватает: видимо, он боится объяснений со своей женой.