Германия
Шрифт:
Как следует властелину.
Шестнадцатый с Антуанеттой своей
Попал на гильотину.
Королева хранила тон до конца,
Держалась как на картине.
А Дюбарри начала рыдать,
Едва подошла к гильотине".
Внезапно кайзер как вкопанный стал
И спросил с перепуганной миной:
"Мой друг, объясни ради всех святых,
Что делают гильотиной?"
"А это,--ответил я,--способ нашли
Возможно проще и чище
Различного
Переселять на кладбище.
Работа простая, но надо владеть
Одной интересной машиной.
Ее изобрел господин Гильотен -
Зовут ее гильотиной.
Ты будешь пристегнут к большой доске,
Задвинут между брусками.
Вверху треугольный топорик висит,
Подвязанный шнурками.
Потянут шнур -- и топорик вниз
Летит стрелой, без заминки.
Через секунду твоя голова
Лежит отдельно в корзинке".
И кайзер вдруг закричал: "Не смей
Расписывать тут гильотину!
Нашел забаву! Не дай мне господь
И видеть такую машину!
Какой позор! Привязать к доске
Короля с королевой! Да это
Прямая пощечина королю!
Где правила этикета?
И ты-то откуда взялся, нахал?
Придется одернуть невежу!
Со мной, голубчик, поберегись,
Не то я крылья обрежу!
От злости желчь у меня разлилась,
Принес же черт пустозвона!
И самый смех твой -- измена венцу
И оскорбленье трона!"
Старик мой о всяком приличье забыл,
Как видно, дойдя до предела.
Я тоже вспылил и выложил все,
Что на сердце накипело.
"Герр Ротбарт,-- крикнул я,-- жалкий миф!
Сиди в своей старой яме!
А мы без тебя уж, своим умом,
Сумеем управиться сами!
Республиканцы высмеют нас,
Отбреют почище бритвы!
И верно: дурацкая небыль в венце -
Хорош полководец для битвы!
И знамя твое мне не по нутру.
Я в буршестве счел уже вздорным
Весь этот старогерманский бред
О красно-золото-черном.
Сиди же лучше в своей дыре,
Твоя забота -- Кифгайзер.
А мы... если трезво на вещи смотреть,
На кой нам дьявол кайзер?"
ГЛАВА XVII
Да, крепко поспорил с кайзером я -
Во сие лишь, во сне, конечно.
С царями рискованно наяву
Беседовать чистосердечно!
Лишь в мире своих идеальных грез,
В несбыточном сновиденье,
Им немец может сердце открыть,
Немецкое высказать мненье.
Я пробудился и сел. Кругом
Бежали деревья бора.
Его сырая голая явь
Меня протрезвила скоро.
Сердито
Глядели еще суровей
Березы в лицо мне, И я вскричал:
"Прости меня, кайзер, на слове!
Прости мне, о Ротбарт, горячность мою!
Я знаю: ты умный, ты мудрый,
А я -- необузданный, глупый драчун.
Приди, король рыжекудрый!
Не нравится гильотина тебе -
Дай волю прежним законам:
Веревку -- мужичью и купцам,
А меч -- князьям да баронам.
Лишь иногда меняй прием
И вешай знать без зазренья,
А прочим отрубай башку -
Ведь все мы божьи творенья.
Восстанови уголовный суд,
Введенный Карлом с успехом,
Распредели опять народ
По сословиям, гильдиям, цехам.
Священной империи Римской верни
Былую жизнь, если надо,
Верни нам самую смрадную гниль,
Всю рухлядь маскарада.
Верни все прелести средних веков,
Которые миром забыты,-
Я все стерплю, пускай лишь уйдут
Проклятые гермафродиты,
Это штиблетное рыцарство,
Мешанина с нелепой прикрасой,
Готический бред и новейшая ложь,
А вместе -- ни рыба ни мясо.
Ударь по театральным шутам!
Прихлопни балаганы,
Где пародируют старину!
Приди, король долгожданный!"
ГЛАВА XVIII
Минден -- грозная крепость. Он
Вооружен до предела.
Но с прусскими крепостями я
Неохотно имею дело.
Мы прибыли в сумерки. По мосту
Карета, гремя, прокатила.
Зловеще стонали бревна под ней,
Зияли рвы, как могила.
Огромные башни с вышины
Грозили мне сурово,
Ворота с визгом поднялись
И с визгом обрушились снова.
Ах, сердце дрогнуло мое!
Так сердце Одиссея,
Когда завалил пещеру циклоп,
Дрожало, холодея.
Капрал опросил нас: кто мы? и куда?
Какую преследуем цель мы?
"Я -- врач глазной, зовусь "Никто",
Срезаю гигантам бельмы".
В гостинице стало мне дурно совсем,
Еда комком застревала.
Я лег в постель, но сон бежал,
Давили грудь одеяла.
Над широкой пуховой постелью с боков
По красной камчатной гардине -
Поблекший золотой балдахин
И грязная кисть посредине.
Проклятая кисть! Она мне всю ночь,
Всю ночь не давала покою.
Она дамокловым мечом
Висела надо мною.
И вдруг, змеей оборотясь,
Шипела, сползая со свода:
"Ты в крепость заточен навек,