Германия
Шрифт:
Отсюда нет исхода!"
"О, только бы возвратиться домой,-
Шептал я в смертельном испуге,-
В Париж, в Faubourg Poissoniere,
К моей любимой супруге!"
Порою кто-то по лбу моему
Рукой проводил железной,
Жандармы в саванах гробовых,
Как призраки, у постели
Теснились белой, страшной толпой,
И где-то цепи гремели.
И призраки повлекли меня
В провал глухими тропами,
И вдруг
Я был прикован цепями.
Ты здесь, проклятая, грязная кисть!
Я чувствовал, гаснет мой разум:
Когтистый коршун кружил надо мной,
Грозя мне скошенным глазом.
Он дьявольски схож был с прусским орлом,
Он в грудь мне когтями впивался,
Он хищным клювом печень рвал -
Я плакал, стонал, я метался.
Я мучился долго, но крикнул петух,
И кончился бред неотвязный:
Я в Мивдене, в потной постели, без сил
Лежал под кистью грязной.
Я с экстренной почтой выехал прочь
И с легким чувством свободы
Вздохнул на Бюкебургской земле,
На вольном лоне природы.
ГЛАВА XIX
Тебя погубила ошибка, Дантон,
И это для всех наука:
Отчизну с собой на подошвах унесть
Совсем не хитрая штука
Клянусь, полкняжества Бюкебург
Мне облепило ноги.
Во весь мой век я не видал
Такой проклятой дороги.
Я в Бюкебурге на улице слез,
Чтоб осмотреть мимоходом
Гнездо, где свет узрел мой дед:
Моя бабка -- из Гамбурга родом.
В Ганновер я прибыл в обед и, велев
Штиблеты начистить до блеска,
Пошел осматривать город. Люблю,
Чтоб пользу давала поездка.
О, господи, как прилизано все!
Ни мусора, ни пыли!
И богатейшие зданья везде
В весьма импозантном стиле.
Особенно площадь понравилась мне -
Тут что ни дом, то диво!
Живет здесь король, стоит здесь дворец,
Он выглядит очень красиво -
Дворец, конечно! У входа в портал
Стоит караул парадный:
Мундиры -- красные, ружья -- к ноге,
Вид грозный и кровожадный.
Мой чичероне сказал: "Здесь живет
Эрнст-Август анахоретом -
Знатнейший торий, британский лорд;
Он стар, но бодр не по летам.
Он идиллически здесь живет,-
Вернее драбантов железных
Его охраняет трусливый нрав
Сограждан его любезных.
Я с ним встречаюсь. На скучный сан
Изливает он сотни жалоб;
Говорит, что ему на посту короля
Не в Ганновере быть надлежало б.
Привыкнув к английским масштабам, он
У
Ему досаждает сплин. Боюсь,
На себя наложит он руки.
Я как-то его у камина застал,-
Печальный, он в полумраке
Рукой августейшей готовил клистир
Своей занемогшей собаке".
ГЛАВА XX
Из Гарбурга меньше чем через час
Я выехал в Гамбург. Смеркалось.
В мерцанье звезд был тихий привет,
А в воздухе -- томная вялость.
Мне дома открыла двери мать,
Испуганно взглянула
И вдруг, от счастья просияв,
Руками громко всплеснула:
"Сыночек мой! Тринадцать лет
Я без тебя скучала.
Ты, верно, страшно хочешь есть?
Что тебе дать сначала?
Быть может, рыбу и гуся,
А после апельсины?"
"Давай и рыбу и гуся,
А после апельсины!"
Я стал уплетать с аппетитом, а мать
Суетилась с улыбкой счастливой,
Задавала один вопрос за другим,
Иной -- весьма щекотливый.
"Сыночек, кто же за тобой
Ходил все эти годы?
Твоя жена умеет шить,
Варить, вести расходы?"
"Прекрасная рыба, матушка, но
Расспросы -- после обеда;
Я костью, того и гляди, подавлюсь,
Какая ж тут, право, беседа!"
Едва прикончил я рыбу мою,
И гусь подоспел с подливой.
Мать снова расспрашивать стала, и вновь
Вопрос был весьма щекотливый:
"Сынок, в какой стране житье
Всех лучше? При сравненье
Какому народу -- французам иль нам -
Отдашь ты предпочтенье?"
"Вот видишь ли, мама, немецкий гусь
Хорош; рассуждая строго,
Французы нас только в начинке забьют,
И соус их лучше намного".
Откланялся вскоре и гусь, и тогда,
Свои предлагая услуги,
Явились ко мне апельсины. Я съел
Десяток без всякой натуги.
Тут снова с большим благодушьем меня
Расспрашивать стала старушка.
Иной вопрос был так хитер -
Ни дать ни взять ловушка.
"Ну, а политикой, сынок,
Ты занят с прежним рвеньем?
В какой ты партии теперь?
Ты тот же по убежденьям?"
"Ах, матушка, апельсины все
Прекрасны, без оговорки.
Я с наслажденьем пью их сок
И оставляю корки".
ГЛАВА XXI
Полусгоревший город наш
Отстраивают ныне.
Как недостриженный пудель, стоит
Мой Гамбург в тяжком сплине.