Героев не убивают
Шрифт:
— Насколько я знаю, один. Он развелся год назад, жена уже вышла замуж за другого, квартиру они разменяли.
Я сердечно поблагодарила Елизавету и в ответ услышала:
— Не стоит, Маша, это пустяки. Вы чем сегодня вечером занимаетесь?
— Пока не знаю, — удивилась я, — а что?
— У меня две контрамарки в театр, не могу найти компаньона.
— А на что?
— В том-то и дело, что на оперу. Гастроли Большого. «Дон Карлос».
— И вам не с кем пойти? — поразилась я.
— Дело в том, что
— Да уж. Лиза, мне, конечно, очень хочется сходить… Можно, я позвоню ближе к вечеру, когда определюсь?
На этом мы попрощались; мне, конечно, хотелось сходить в театр, но еще больше хотелось сходить туда с Елизаветой Энгардт. Надо будет как-то изловчиться и выбраться. Решив, что я изловчусь, я предложила чекистам сопроводить меня домой к журналисту Скачкову, чтобы допросить его, как предлагает УПК, «по месту нахождения свидетеля». Царицын скривился и сослался на какие-то срочные дела, а Крушенков обрадовался и тут же принял низкий старт.
Через пять минут мы с ним уже ехали к «месту нахождения свидетеля», в новостройки.
— Как тебе с Царицыным работается? — осторожно спросила я Сергея, когда мы отъехали от Литейного на почтительное расстояние.
— Наш ответ Керзону? — усмехнулся Крушенков. — Теперь ты на него решила установочку сделать?
— Да нет, просто тебя я знаю, а с ним не сталкивалась никогда.
— Понятно. Ну, что могу сказать: опер он хороший. Непревзойденный агентурист. Интеллектуал.
— Даже так?
— Ну а как же. В застойные годы университет курировал. Между прочим, юрфак.
— О-о! А как же он к вам попал? Специфика-то другая…
— Ну, с тех пор воды утекло много, кое-что изменилось. Царицын еще хороший вариант, а то нам таких насовали в отдел…
— А чисто по-человечески? Как тебе с ним работается?
— Нормально. Все нормально. — При этом Крушенков не смотрел на меня, а стал вдруг чересчур внимательно следить за дорогой. Я решила больше не приставать к нему с Царицыным.
Много раз я убеждалась, что Крушенков патологически не способен за глаза обсуждать других людей. Если речь идет о лицах, к которым он хорошо относится, любые укусы он в корне пресекает заявлением: «Попрошу о моих друзьях ничего плохого не говорить», или «Этот человек — мой личный друг, и я не хочу слушать про него гадости». Если же обсуждаются неприятные ему особы, он просто избегает разговора.
Мы довольно быстро доехали до нужной улицы, нашли нужный дом в глубине микрорайона и поднялись на четвертый этаж. На звонок нам открыла сухонькая старушка.
— Вам Андрюшу? — спросила она, и мы, переглянувшись, молчаливо решили не показывать удостоверения.
— Вчера заперся у себя, пьет, наверное, — доверчиво продолжала она. — Или спит. Он, когда так долго не выходит, обязательно спит. Бедный парень, — вздохнула
Мы неопределенно покачали головами, но старушка, видимо, уже для себя решила, что мы хорошие.
— А он один выпивал? — спросила я.
— Вы знаете, я не видела, как он пришел. Но даже если он не один был, они себя очень тихо вели. К нему такие приличные ребята ходят, очень тихо себя ведут. У него все друзья такие интеллигентные, всегда здороваются, обувь снимают…
Сергей попросил разрешения постучать в комнату к Скачкову и долго стучал. А старушка в это время рассказывала нам, какой Андрюшенька хороший сосед, какой он талантливый, на телевидении работает, какой заботливый, всегда ей приносит картошку и хлеб, когда она попросит, и за лекарствами ходил, когда она приболела. А жена у него была ленивая и стервозная; правильно он ее выгнал, она его не понимала… Я поймала насмешливый взгляд Крушенкова, конечно, может, жена и стервозная, только слабо верится в то, что это он ее выгнал, скорее наоборот — раз такой завидный парень до сих пор прозябает в коммуналке, навещаемый только собутыльниками.
— Скажите, пожалуйста, — обратился Сергей к старушке, умаявшись стучать, — а у вас. ключей от его комнаты нету?
Старушка покачала головой.
— Нет, у него замок хитрый.
— А как вы считаете, ничего с ним не случилось?
— Да ну что вы, Андрюша часто пьет, потом проспится — и молодцом, — заверила нас Андрюшина соседка. — А что, передать что-то надо? Вы оставьте, я передам.
Мы переглянулись.
— Мы к вечеру зайдем, — взяла я на себя инициативу.
— Конечно, конечно, — закивала соседка. — А я Андрюше скажу, что вы придете.
Спускаясь по лестнице, мы с Крушенковым порадовались за Скачкова: повезло ему с соседкой. Надо же, запойный, еще и друзей водит алкоголизироваться, а старушка так к нему относится. Хотя если они не буянят и действительно снимают обувь, то старушке тоже повезло с соседом.
— Какие планы? — спросил Крушенков, когда мы оказались на улице.
Я пожала плечами. В прокуратуру возвращаться смысла не было. Если бы я сейчас успела допросить Скачкова, я могла бы после допроса заскочить на работу, бросить там протокол и успеть в театр.
— Сережа, давай попробуем открыть комнату Скачкова. Может, он уже проспался?
— Нас в суд не потащат за нарушение неприкосновенности жилища?
— Рискнем?
— Уговорила. Только давай ради приличия кофейку выпьем, чтобы не сразу возвращаться. Тут за углом есть одна кофейня.
— А ты откуда знаешь? Ты тут уже бывал?
— Ox, Маша, где я только не бывал…
Кофейня оказалась на удивление приличной, особенно для такого Богом забытого района, да еще бармен явно обрадовался появлению Крушенкова и обслужил нас по высшему разряду.