Герои 1812 года
Шрифт:
Поход на Аландские острова стал наиболее ярким событием в военной биографии Кульнева, но до этого он участвовал в нескольких важных сражениях: при Сальми и занятии Якобштадта, при Пихалоки, где захватил начальника штаба шведских войск генерала Левенгельма, при Куортанском озере, при Оровайсе, и каждое из них отмечено либо производством в следующий чин, либо наградой. Золотая сабля «За храбрость», орден Анны 1-й степени, а самое важное «за вящие заслуги, оказанные на поле брани», — Георгиевский крест 3-й степени.
Как правило, завоеватели оставляют недобрый след в истории покоренных государств. Примеров, подтверждающих это, можно привести множество. С Кульневым было несколько иначе. Пожалуй, трудно отыскать в анналах истории пример тому, чтобы завоеватель оказался воспет в стихах:
Я здесь слыхал от матерей, Как старый Кульнев их страшил, Когда без спроса и затей Он к люлькам детским подходил. Но говорят они: «Добряк Лишь целовал детей и так Смеялся кротко им в привет, Как вот вблизи его портрет».Несмотря на явную погрешность поэта относительно возраста Кульнева (ему было 45 лет, когда закончилась война), остальное соответствует истине. В преданиях шведского и финского народов долго продолжал жить образ «русского богатыря, задушевного и отзывчивого человека». Кстати, сам Йохан Людвиг Руненберг, автор этих строк, фигурирует на одной из финских гравюр того времени сидящим на руках у Кульнева. Гравюра эта сохранилась до наших дней.
В своих воспоминаниях о Кульневе Денис Давыдов писал: «Молва о его великодушии разносилась повсюду». Там же известный партизан приводит интересный случай. В городе Або, занятом войсками Багратиона, в доме бургомистра давали бал. Когда в зал вошел Кульнев, все — и дамы и мужчины — встали со своих мест, окружили его и принялись выражать искреннюю благодарность «завоевателю». Следует добавить, что по-рыцарски Кульнев относился не только к мирным жителям, но и к противнику. «Кто кричит пардон, — гласит один из его приказов, — того брать в полон». А уж если кто попадал ему в «полон», то никогда не испытывал ни издевательств, ни унижений, о чем, в частности, свидетельствовал пленный шведский генерал Левенгельм.
К периоду войны со Швецией относится тесная дружба, завязавшаяся между Кульневым и Денисом Давыдовым, который был моложе Кульнева на 21 год.
«Я познакомился с Кульневым в 1804 году, — пишет Давыдов, — во время проезда моего чрез город Сумы, где стоял тогда Сумский гусарский полк, в котором Кульнев служил майором… Знакомство наше превратилось в приязнь в продолжение войны 1807 года в Восточной Пруссии… Но в годах 1808 и 1809… приязнь наша достигла истинной, так сказать, задушевной дружбы, которая неослабно продолжалась до самой его блистательной и завидной смерти… Мы были неразлучны, жили всегда вместе, как случалось, то в одной горнице, то в одном балагане, то у одного куреня под крышею неба, ели из одного котла, пили из одной фляжки».
Дружба с Кульневым оказала большое влияние на Давыдова, он многому у него научился, многое перенял и позже использовал этот опыт во время Отечественной войны 1812 года. Облик Кульнева запечатлен и в стихах Давыдова:
Поведай подвиги усатого героя, О муза! Расскажи, как Кульнев воевал, Как он среди снегов в рубашке кочевал И в финском колпаке явился среди боя. Пускай услышит свет Причуды Кульнева и гром его побед.О популярности Кульнева достаточно красноречиво говорит такой факт. А. С. Пушкин в повести «Дубровский» вкладывает в уста помещицы Анны Савишны Глобовой следующий рассказ: «…Вдруг въезжает ко мне человек лет 35-ти, смуглый, черноволосый, в усах, в бороде, сущий портрет Кульнева…»
В апреле 1809 года Кульнев назначается шефом Белорусского полка, располагавшегося в Молдавской армии. Но в Бухарест, где находилась Главная квартира Молдавской армии, он прибыл только через год. Об этом он сообщает брату: «Наконец, 1-го апреля прибыл благополучно в город Бухарест, где нашел главнокомандующего графа Каменского… и по доверенности его ко мне препоручил мне командование авангардом главной армии… Армия наша… скоро начнет наступательные движения за Дунаем, и уповательно…, что война скоро кончится с честию и славою для России».
Когда Кульнев писал это письмо, война с Турцией шла уже более трех лет. Наполеону было важно, чтобы Россия увязла в этой войне и тем самым оттянула большую часть сил на юг. Его намерения были ясны: с конца 1810 года он начал всерьез готовить вторжение в Россию.
В мае 1810 года Кульнев вместе с авангардом переправляется через Дунай и приступает к активным действиям. Основная задача, которую поставил главнокомандующий перед армией, — это овладеть тремя сильно укрепленными турецкими крепостями: Силистрией, Шумлой и Рущуком. На них и направил он основной удар.
Первым «делом» было взятие крепости Силистрия. После одной из стычек с турками Кульнев пишет брату: «Недавно одержали на левом фланге нашем славную победу… и как думаю, то и Силистрия не долго продержится». Так оно и произошло. Затем последовал штурм Шумлы. «Кровопролитный, плохосоображенный, предпринятый по инициативе Каменского штурм не удался», — отмечал историк.
В этот день авангард Кульнева неоднократно с успехом отражал атаки неприятельской кавалерии. На следующий день турки предприняли новую попытку отразить русских, но безуспешно.
Позднее Каменский сообщит Кульневу: «Вследствие всеподданнейшего моего представления об отличных подвигах, оказанных вашим превосходительством в сражении 11 и 12 июня при занятии позиции у крепости Шумлы, его императорское величество, вместо испрашиваемой мною аренды, всемилостивейше повелеть соизволил производить в течение двенадцати лет по тысяче рублей ассигнациями ежегодно из Государственного банка, о чем и последовал на имя министра финансов высочайший указ».
Своеобразно распорядился Кульнев этой значительной суммой, «всемилостивейше» пожалованной ему. Все эти деньги он отдал в приданое своей племяннице, которая лишилась матери. А сам продолжал вести «суровый и простой образ жизни». В письме к брату он писал: «Я все живу по-старому, сплю на сене и ношу одну изодранную и прожженную шинель, а где долг службы требует — там весь в серебре. Но что касается до воина, то бедность его венчает, соделывает непобедимыми…»
Бой под Шумлой был не единственным в этой войне для Кульнева. Поражает работоспособность Кульнева. Он целыми сутками не смыкал глаз, приговаривая: «Я не сплю и не отдыхаю для того, чтобы армия спала». А если приходилось прилечь, то «все разоблачение его на ночной сон состояло в снятии с себя сабли, которую он клал у изголовья… При первом известии… о выстреле или о движении неприятеля Кульнев являлся и… на самом месте происшествия и своими глазами он видел, нужно ли поднимать весь авангард или часть его», — вспоминал Денис Давыдов, проделавший вместе с Кульневым почти всю турецкую кампанию.