Герои 1812 года
Шрифт:
По средам и субботам послеобеденное время отводилось для занятий в танцевальном классе — «танцы делают ученика стройным», в фехтовальном, где кадет «приводили в состояние в нужном случае спасти жизнь и честь свою защитить» и в манеже. В воскресные и праздничные дни воспитанники, получившие одобрительные аттестации от учителей, отпускались гулять на острова и в Летний сад. Нередко в сопровождении офицеров они отправлялись осматривать «любопытные места» Петербурга.
Каждый год для того, «чтоб в науках не происходила какая слабость, и чрез то бы высочайший ее императорского величества интерес не тратился, но паче бы учащееся юношество от времени до времени желаемые успехи в науках получали», всех кадет подвергали генеральному экзамену. Тех из них, «которые в науках отменными себя окажут», производили в унтер-офицеры при корпусе или назначали к выпуску в офицеры, а тех, «которые к наукам были нерачительны или слабое имеют понятие, чтоб не издерживать на них содержание напрасно кошта», определяли в артиллерию и инженерный корпус унтер-офицерами или рядовыми.
По результатам генерального экзамена за июль 1795 года 15-летний Александр Сеславин (аттестуемый «поведения хорошего, понятен и к наукам прилежный») добился в учении следующих успехов: «российскую грамматику — читает; арифметику — знает; историю и географию — продолжает; французский и немецкий язык — слабо; чистое письмо по-русски, французски и немецки — посредственно; рисовать — хорошо; танцевать — танцует». Подобная аттестация и у его 18-летнего брата Николая, который несколько лучше успевал в чистописании по-русски. К этому времени их старший брат Петр (за успехи в учении произведенный в 1794 году в сержанты) «оказался науки окончившим». Через год, в июле 1796 года он был выпущен штык-юнкером в армейскую конную артиллерию.
Именно тогда вновь сформированные конно-артиллерийские роты вызвали интерес не только у артиллеристов, но, как вспоминал Ермолов, «конная артиллерия возбудила внимание всей столицы. Генерал-фельдцейхмейстер (начальник всей артиллерии. — А. В.), князь Платон Александрович Зубов показывал ее, как плоды своих забот об русской артиллерии. Мелиссино тоже, со своей стороны, хлопотал об ней и долго придумывал для нее мундир… Конная артиллерия стала модным войском; петербургский beau monde [22] приезжал смотреть на конно-артиллерийский строй<…>. В конную артиллерию были назначаемы офицеры, которые приобрели военную репутацию, георгиевские кавалеры, люди с протекцией и красавцы».
22
Высший свет (франц.).
Поэтому естественна была та радость, которую испытали младшие братья Сеславины при виде Петра в щегольском красном мундире с черными бархатными лацканами. с золотым аксельбантом, в шляпе с белым плюмажем, лосинах и гусарских сапожках со шпорами. Очевидно, тогда определилось желание Александра служить только в конной артиллерии.
…В ноябре 1796 года, с внезапной смертью 68-летней императрицы, век Екатерины закончился. На престол вступил ее сын Павел, восторженный поклонник Фридриха II и его, устаревшей к тому времени, военной системы. Всем известна страсть Павла к «фрунту, к косам, буклям, ботфортам». Современники чаще всего одаривали его эпитетами «сумасброд-император», «тиран» и «деспот». Особенно тяготила подданных введенная Павлом I строжайшая регламентация одежды и причесок, даже «дети носили треугольные шляпы, косы, букли, башмаки с пряжками. Это, конечно, безделицы; но они терзали и раздражали людей больше всякого притеснения».
Искореняя в армии ненавистный ему екатерининский дух, Павел искоренял и суворовский. Войска одели в неудобные мундиры прусского образца, стеснявшие движения солдат в бою, но облегчавшие достижение «немецкой стойки и выправки», необходимые для красоты столь любимого императором вахтпарада. Шагистика и фрунтомания доводили до изнеможения одинаково как солдат, так и офицеров. Однако наряду с этим в нововведениях Павла I были и свои положительные стороны. Ему, в частности, удалось восстановить в армии дисциплину, пришедшую в упадок к концу правления Екатерины II. Определенно улучшился быт военных, преобразилась артиллерия: «громоздкие пушки екатерининских времен» были заменены более совершенными орудиями, «легче и поворотливее прежних».
В жизни Артиллерийского и Инженерного кадетского корпуса, который новый монарх взял под свое «высочайшее» покровительство, естественно, также наступили перемены: кадет, получивших новое обмундирование `a la prussien и косы с буклями, стали усиленно обучать фрунтовому искусству. Кроме того, в силу обострения отношений с революционной Францией, из курса наук (вероятно, не без радости многих кадет) был изгнан французский язык.
Для братьев Сеславиных, заканчивавших обучение, приближался день выпуска. Годы, проведенные в корпусе, общие радости и невзгоды, общее порой одеяло, сдружили горячего, вспыльчивого Александра и сдержанного, хладнокровного Николая. Совместная в дальнейшем служба еще более усилила сердечную взаимную привязанность братьев. Именно это чувство, спустя почти 20 лет после окончания корпуса, вызвало у Сеславина слезы при встрече за границей с человеком, поразительно похожим на брата. «Здесь военный комиссар довольно значащая особа, — писал он ему из Франции в 1817 году, — сходствует с тобою как две капли воды… Первый раз, когда я его увидел, остановился вдруг, долго смотрел на него, родились в голове моей разные мысли, вспомнил о нашей юности, и слезы покатились невольно из глаз. С тех пор всякий раз, когда его вижу, ощущаю томное и сладостное удовольствие…»
Февраль 1798 года — время выпуска братьев Сеславиных. 16 числа Павел I прибыл в Артиллерийский корпус. «Этот день для меня памятен тем, что он есть начало моего счастия в первую половину кипящей деятельностью моей жизни, — вспоминал впоследствии Александр Сеславин, — …государь Павел Петрович, несколько дней спустя после рождения его высочества Михаила, пожаловал к нам в корпус. Это было во втором часу, после обеда, когда кадеты играли на дворе и катались на коньках. Штаб и обер-офицеры разъехались по домам обедать. Узнав о прибытии государя, все кадеты разбежались. Всегда смелый, я подошел к государю и поцеловал руку. Мне было тогда 13 лет, я был прекрасен как херувимчик. Поцеловав меня, государь объявил, что он прибыл поздравить кадет с новым фельдцейхмейстером, а узнав, что я племянник того Сеславина, который служил у него в Гатчине, спросил у меня: не желаю ли я служить у него в гвардии? Я отвечал, что желаю, но только с братом. Через несколько дней мы были уже офицеры в гвардейской артиллерии…» Высочайший приказ от 18 февраля 1798 года гласил: «…всемилостивейше производятся артиллерийского кадетского корпуса кадеты в гвардии артиллерийский батальон в подпоручики: Сеславин 1-й и 2-й…» Уточним, что 1-м стал Николай, а 2-м — Александр. Сеславина 1-го определили в конную роту, а 2-го — в первую пешую. Прочитав приказ, братья поздравили друг друга с производством в офицеры. Конечно, были и поцелуи, и объятия, и слезы радости, и бессонная ночь перед выпуском, в которую Александр и Николай предавались мечтам о своей, несомненно, блестящей жизни гвардейскими офицерами. Были и хлопоты с экипировкой, и, наконец, восторг, когда они надели офицерские мундиры и получили шпаги. Такое начало военной службы отвечало их самым сокровенным желаниям.
Однако внешне блестящая жизнь гвардейского офицера в царствование Павла I не была легкой. Каждый день проходил в разводах, учениях, смотрах «в высочайшем присутствии». Императором в офицерах особенно ценилось знание устава и умение ловко и красиво исполнять приемы с эспонтоном (род копья) и шпагой, а также соблюдение регламентированной одежды и прически. «Малейшая ошибка против формы, слишком короткая коса, кривая букля и т. п. возбуждали гнев его и подвергали виновного строжайшему взысканию». Мемуары современников сообщают, что незначительной ошибки офицера во время вахтпарада в присутствии императора было достаточно для его ареста и даже исключения из службы. «Протяжный и сиповатый крик Павла: „Под арест его!“» — запомнили многие из гвардейских офицеров.
Александр Сеславин, всегда одетый по форме и тщательно причесанный, своим серьезным отношением к исполнению служебных обязанностей удостоился благосклонности царя. «По повелению его величества, я с двумя орудиями, находясь всегда при лейб-батальоне, ходил в Гатчину, Павловск и Петергоф. Вскоре потом назначили меня адъютантом (батальона. — А. В.), и на маневрах я пришел в палатку его величества с рапортом к фельдцейхмейстеру. Увидев меня, мой шеф спрятал личико на грудь августейшей своей матери. Много стоило труда августейшему родителю уговорить упрямого фельдцейхмейстера, который плакал, кричал и барахтал ножками, чтобы принял от меня рапорт и то не иначе, как отворотясь от меня, и протянув назад ручку, в которую я вложил рапорт…»
Исправное исполнение своих адъютантских обязанностей гвардии подпоручиком Александром Сеславиным вскоре было оценено: «Усердная и ревностная служба Ваша обратила на Вас Императорское Наше внимание, почему, во изъявление особливого Нашего к Вам благоволения пожаловали мы Вас почетным кавалером державного ордена Св. Иоанна Иерусалимского… Дан в Гатчине сентября 9 дня 1800 г.».
Грудь Александра украсил первый в его жизни орден — восьмиконечный Мальтийский крест из белой эмали, которым он, очевидно, особенно гордился, поскольку никто из его сверстников-сослуживцев (за исключением брата Николая) награжден не был.