Герои 1812 года
Шрифт:
«В жизни военного человека, — писал биограф Неверовского, — исполненной лишений, требующей пожертвований нежнейшими узами любви и родства, живее ощущаются минуты счастья и тихих наслаждений быта домашнего. Разделяя со своими офицерами горе и радости, почитая их как бы принадлежащими собственной семье его, Неверовский не мог не поделиться и ощущениями столь приятной встречи: с восторгом отца показывал он малютку, дочь свою, сослуживцам, столпившимся вокруг любимого начальника и приветствовавшим его искреннейшими поздравлениями».
Увы, отцовское счастье было недолгим. Дочь Неверовского
С прибытием в Ревель снова начались хлопоты, так как полку предстоял новый смотр. Император Александр I пожелал лично ознакомиться с войсками, прибывшими из Шведской Померании. В мае 1806-го шеф третьего Морского полка представил императору подчиненные ему батальоны. Полк был в таком отличном состоянии, что Александр I пожаловал Неверовскому за труды орден и бриллиантовый перстень со своей руки.
Успешно проведенные смотры, продемонстрировавшие отличное состояние дел во вверенном ему полку, повлияли на судьбу Неверовского. В 1807 году его назначили шефом гренадерского Павловского полка.
Это было очень почетное назначение. Павловский гренадерский полк был одним из старейших в русской армии, прославился во многих сражениях. В память об этом павловцы носили гренадерки, на которых были выбиты имена воинов, отличившихся в боях.
Генерал Неверовский много сделал для того, чтобы укрепить боевые традиции части. В документах гренадерского Павловского полка сохранилось много его приказов и распоряжений, направленных на улучшение процесса обучения солдат.
Еще в те времена, когда все боевые действия и все обучение велось большими массами солдат, Неверовский показал себя сторонником одиночной подготовки воинов. Во всех условиях, и прежде всего в условиях боя, он придавал огромнейшее значение сохранению оружия («…яко первейших предметов на службе», — писал он в приказе по полку 21 августа 1811 года), умению вести из него огонь.
Правильность прикладки ружей у каждого гренадера он проверял лично. Это было любопытное зрелище — когда павловцы после смотра или учения окружали своего генерала, слушая его наставления и любуясь выполняемыми им строевыми приемами.
Подготовленность личного состава в Павловском полку была настолько высокой, что здесь уже в 1811 году проводили соревнования по стрельбе. А ведь тогда на обучение солдата отпускалось только шесть пуль в год!
Неверовский, сам отличный стрелок, во время подобных состязаний часто брал у промахнувшегося ружье и вгонял пулю в центр мишени, приговаривая при этом:
— Вот так должен стрелять гренадер Павловского полка!
…В январе 1812 года он был неожиданно вызван в Петербург к императору. Аудиенция была короткой.
— Направляю тебя в Москву, — сказал царь. — Поручаю сформировать новую пехотную дивизию. Прошу сделать это как можно быстрее.
Так передали очевидцы содержание этой встречи. Описали они и торопливость, с которой генерал-майор Неверовский приступил к выполнению поручения императора. 20 января Неверовский написал в своем последнем приказе по Павловскому полку: «Прощайте молодцы-гренадеры! Не поминайте лихом своего командира. Я же время это и вас никогда не забуду», — и ускакал в Москву.
Да, Неверовский спешил. Но не только царское слово торопило его. Он спешил, чтобы как можно скорее приступить к формированию дивизии, которая как воздух нужна будет в предстоящей войне. А то, что она неизбежна, Неверовский ощущал, как и все русские люди.
27-я дивизия формировалась в Москве и Подмосковье. Для ее комплектования прибывали большие партии рекрутов, отдельные отряды. Неверовский, бригадные командиры — полковник Княжнин и флигель-адъютанты Ставицкий и Воейков — были заняты день и ночь.
Каждое утро Дмитрий Петрович собирал в штабе совещание и выслушивал командиров бригад, которые рапортовали, что нет то того, то другого. Княжнин испытывал нехватку в лошадях и повозках, у Ставицкого в Одесском и Тарнопольском полках не хватало патронов, а у егерей полковника Воейкова было плохо поставлено с обмундированием, хотя батальоны его были уже укомплектованы полностью.
Не хватало ни одежды, ни повозок, ни вооружения, ни лошадей. Дмитрий Петрович всякий раз велел закладывать экипаж, чтобы снова и снова тревожить московского губернатора.
Формирование дивизии шло успешно. И во многом благодаря тому, что у Неверовского были опытные и настойчивые помощники — командиры бригад.
Все они: и невысокий молчаливый Максим Федорович Ставицкий, и веселый, казавшийся беззаботным Александр Васильевич Воейков, и спокойный, уделявший все свободное время книгам и игре на скрипке Александр Яковлевич Княжнин — были отлично подготовленные в военном отношении специалисты. Дмитрий Петрович ближе всех сошелся со своим земляком полтавчанином полковником Ставицким. Подружив с Максимом Федоровичем, узнал много интересного о нем. Ставицкий начинал свой боевой путь офицером артиллерии. Участвовал в русско-польской войне, служил по квартирмейстерской части. До прихода в 27-ю дивизию он участвовал в выполнении многих ответственных заданий — одним из первых обследовал и описал устье Амура, Нерчинские рудники, Киргизские степи, Кавказские и Кубанские кордонные линии. Ему приходилось много раз бывать с дипломатическими поручениями за границей — в Малой Азии, Константинополе, на Ионических островах, где русские войска тогда содержали гарнизон. Во всех этих переделках Максим Федорович действовал храбро и расчетливо. О его незаурядном мужестве говорил тот факт, что именно Ставицкого отправили в Петербург после сражения под Прейсиш-Эйлау с известием о победе. Тогда, в 1807 году, он доставил в столицу семь захваченных у французов знамен…
Но Максим Федорович, охотно рассказывая о своих путешествиях, замолкал, когда речь заходила о сражении под Прейсиш-Эйлау. Он знал, что его воспоминания могут тяжело ранить бригадного командира Александра Яковлевича Княжнина, брат которого, Константин, погиб там. Александр Яковлевич был сыном известного драматического писателя Княжнина и внуком по матери поэта Сумарокова.
Дмитрий Петрович хорошо узнал его еще во время морского похода в Шведскую Померанию, в котором тот тоже принимал участие, узнал и полюбил за верность слову, доброжелательность к людям.