Герои 1812 года
Шрифт:
Итак, получив приказ Багратиона, отряд направился по Красненской дороге. У Корытни соединились с артиллеристами майора Тацына. Уже подойдя к Красному, встретились с казаками. Ознакомившись с обстановкой, Неверовский приказал увеличить количество лазутчиков и разъездов — он хотел точно знать расположение неприятеля.
2 августа, ощущая приближение столкновения с неприятелем, генерал решил провести смотр отряда и еще раз убедиться в его готовности. На раскинувшемся лугу строились полки. Но начать смотр не пришлось.
Кто-то из окружения командира дивизии заметил мчавшегося во весь опор всадника. Все приумолкли, наблюдая за ним. Всадник приблизился, и молодой адъютант, позорче, определил:
— Казак мчится. Видно, весть важная!
Это был один из казаков генерал-майора Карпова, прискакавший на чуть живом взмыленном коне.
С размаху осадив, казак, глотая слова, крикнул:
— Ваш… превсх… француз валом валит!
Вскоре прискакали другие разъезды, а с ними подтвердилась весть: французы шли густыми колоннами и в большом количестве.
Наполеон, солдаты которого у Витебска получили отдых и недельный запас провианта, двинулся на Смоленск. Оставив на Рудненской дороге прикрытие, 1 августа он переправился через Днепр у Хомино и Расасны. Для удара на Смоленск было сосредоточено 5 пехотных и 4 кавалерийских корпуса, гвардия, создана группировка численностью в 185 тысяч человек. В голове армии Наполеона шли 3 кавалерийских корпуса Мюрата — свыше 15 тысяч человек.
Утром 2 августа кавалерия Мюрата прошла Ляды и двинулась на Красное.
Получив сообщения казацких разъездов, Неверовский, не мешкая, собрал совет. Ознакомив командиров бригад с обстановкой, он спросил их мнение. Первым держал речь младший из них полковник Воейков:
— Хоть нам приказано только наблюдать неприятеля, но какой бы силы он ни был, предлагаю дать ему бой в Красном, задержать сколько сможем, а потом отходить к Смоленску.
Остальные командиры бригад поддержали Воейкова. Выслушав всех, командир отряда приказал готовиться к бою.
Неверовский, учитывая огромное неравенство сил и особенности местности, составил следующую диспозицию. 49-й Егерский полк полковника Кологривова расположил в Красном, ему в резерве оставил по одному батальону 50-го и 41-го Егерских полков. Эти пехотные части усилил двумя орудиями конной роты под командой хорунжего Калашникова.
Дорога от Красного к Смоленску проходила по плотине. Генерал, понимая уязвимость своего отряда на этом узком месте, решил оставить город и дать сражение восточнее его. За глубоким оврагом на небольшой возвышенности он построил войска. Прямо у дороги разместил Полтавский, Симбирский пехотные полки. Фланги укрепил конницей. Правый — казаками, а левый — харьковскими драгунами. У Неверовского были колебания насчет использования артиллерии. Вначале ему казалось, что будет лучше поставить ее ближе к дороге. Но потом он изменил свое решение. Левый фланг выглядел слабее правого. Тут глубокий яр заканчивался, и французы получили возможность обойти и ударить в тыл. Неверовский поставил 10 пушек приданной артиллерии и прикрыл их харьковскими драгунами.
Хоть и невелики были силы отряда и каждый человек был нужен для предстоящего сражения, Неверовский без колебаний (побеждает тот, у кого есть резерв!) приказал 50-му Егерскому полку полковника Назимова с двумя колонными орудиями отправиться к Смоленску держать переправу через небольшую речку Ивань у села Кортыни, а в случае необходимости — поддержать отходящий отряд.
…Вскоре показались французские войска. Это была конница Мюрата и пехотная дивизия Ледрю. Видимо, не ожидая встретить здесь значительного сопротивления, рассчитывая на легкую добычу, французы начали брать Красное в кольцо.
С небольшой возвышенности, на которой находился генерал Неверовский, было видно, как уверенно двигаются одетые в синие мундиры неприятельские колонны, как изготавливается к атаке конница. Вскоре французы пошли на Красное. Городок казался вымершим. По его пустынным улицам лишь изредка пролетали всадники — спешили адъютанты.
Но вдруг все ожило. Четким залпом встретили неприятеля егеря. Подали голос пушки. Огонь русских вырвал из рядов атакующих многих офицеров и солдат. Но приземистые, низкорослые вольтижеры из дивизии Ледрю упрямо шли вперед…
Численный перевес французов становился очевидным. Огонь их артиллерии был настолько силен, что егеря несли большие потери, лишились лошадей артиллерийские упряжки. От взрыва вражеской гранаты загорелся вначале один, потом еще несколько домов. Огонь стал союзником неприятеля. Под его прикрытием французы стали огибать фланги. Несмотря на огромный перевес сил, егеря не дрогнули и не побежали, а стали организованно отступать. Но при выходе из Красного, когда дорога сузилась и пошла по плотине, отходившим пришлось совсем туго. Залпы французов производили среди них «опустошительные действия». Любое промедление становилось смерти подобно. Видя это, Неверовский распорядился бросать пушки и быстро уходить под защиту стоящих в боевых порядках пехотных полков…
Егеря поспешили выполнить приказ. Но французам удалось расчленить их небольшой отряд. Две роты 41-го полка были отрезаны. Возглавлявший их майор Крамаревский не растерялся. Прикрывая друг друга огнем, роты отбили несколько атак вольтижеров. Дружным залпом они встретили и конницу, которая вынуждена была отступить. Поскольку плотина уже находилась в зоне французского огня, Крамаревский повел своих подчиненных вброд через реку. На другом берегу их встретили свои…
Сражение набирало силу. Мюрат, как и предполагал Неверовский, начал обход его левого фланга.
Харьковские драгуны, стоявшие здесь, смело пошли на вражескую конницу, но были опрокинуты. И тут Неверовский понял, что в диспозиции своей допустил ошибку. Артиллерия его, оказавшись без прикрытия, не смогла остановить французской конницы, пять пушек достались неприятелю, остальные были уведены драгунами на Смоленский тракт. Положение русских войск, и так бывшее не очень завидным, значительно ухудшилось.
Ошибку свою Неверовский очень переживал. Спустя несколько дней после боя под Красным он с горечью говорил графу Паскевичу о том, что ошибся в размещении артиллерии…