Герои без вести не пропадают (Роман. Книга 2)
Шрифт:
– Что еще стряслось у вас? – грубо прервал он старшего следователя, который начал было извиняться за появление в неурочное время.
– Кажется, в наши силки попала довольно крупная птица. Я думал, она заинтересует вас.
Лицо шефа оживилось. За последнее время как–то не приходилось заниматься интересными делами, так как в руки гестапо попадали большей частью мелкие сошки.
– Хорошо, доложите, я слушаю вас, – разрешил он жестом, приглашая подчиненного присесть.
– В Айзендорфском лагере военнопленных арестован советский полковник Турханов. Ночью его доставили к нам.
– Ну и что же? В чем он обвиняется?
–
– Ничего необычного не вижу. Против вербовки в такие военные формирования выступают не только полковники, но и рядовые солдаты, – недовольно поморщился штандартенфюрер.
– Дело не в том. Этот полковник на первом же допросе сильным ударом в лицо сбил с ног нашего следователя, а потом заявил ему отвод.
– Ишь какой гусь! – удивленно воскликнул шеф. – А следователь?
– Распорядился кормить его соленой пищей, но три дня не давать воды. Я тщательно просмотрел досье этого арестанта. Из имеющихся, там документов видно, что Турханов является Героем Советского Союза, многократно награжден орденами и медалями. Указы о присвоении такого высокого звания и награждении орденами в СССР всегда публикуются в специальных сборниках под названием «Ведомости Верховного Совета СССР». Все эти сборники имеются в нашей библиотеке. Я тщательно искал в них имя Турханова, но тщетно. Откуда же взялись у него все эти награды? – спросил Швайцер, высыпав из коробки ордена и медали Турханова и документы к ним.
Иммерман повертел в руках орденские знаки, просмотрел грамоту Советского Союза и орденскую книжку.
– Не фальшивки? – спросил он, указывая на документы.
– Эксперты проверили. Никаких следов подделки не обнаружено.
– Черт возьми! – воскликнул шеф. – В самом деле наклевывается интересное дело. Кто из следователей занимается им?
– Гауптштурмфюрер Кляйнмихель.
– Это ему заявил отвод русский полковник? – засмеялся Иммерман. – Ничего не скажешь, доверили вы козленку быть поводырем, матерого медведя.
– Он дежурил ночью, когда к нам доставили Турханова, и самовольно принял его дело к своему производству, – стал оправдываться старший следователь.
– Отберите у него это дело и отмените все его распоряжения, а Турхановым займитесь сами.
– Слушаюсь, герр штандартенфюрер! – ответил Швайцер. – Я уже кое–что сделал. Из документов, имеющихся в досье, видно, что Турханова, тяжелораненого, санитары доставили в наш госпиталь. Дежурный хирург профессор Флеминг принял его в госпиталь, сделал сложную операцию и вылечил. Причем в истории болезни собственноручно сделал такую пометку: «Обеспечить уходом наравне со старшими офицерами вермахта».
– Да неужели? – возмутился шеф гестапо. – Выходит, они там, в госпитале, торопились поставить на ноги раненого врага, чтобы тот поскорее вернулся в строй и снова убивал воинов фюрера?
– Выходит так, герр штандартенфюрер. Но это еще не все. Днем я телеграфировал в отделение гестапо по месту службы профессора Флеминга и попросил отобрать у него объяснение. Ответ прибыл через два часа. Оказывается, хирург–то улизнул.
– Как улизнул? – не понял шеф.
– Пропал без вести.
– Ну и дела! – покачал головой Иммерман. – Сначала вылечил врага, потом сам пропал без вести. Не ушел ли он к русским?
–
– Надо копнуть как следует. Трусов и маловеров становится все больше и больше. Некоторые осторожные сволочи уже приступили к подготовке почвы для сотрудничества с врагами на случай их победы. Не окопались ли такие капитулянты в наших медицинских учреждениях?
– Выясним.
– Приступайте. Держите меня в курсе всех событий...
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Пищу заключенным обычно разносят кухонные рабочие. На этот раз Турханову завтрак принес надзиратель Барбаросса. Лицо его показалось полковнику посветлевшим, глаза искрились веселым огоньком.
– Доброе утро! – сразу по–русски поздоровался он. – Слышите, бьют колокола. Сегодня у нас в Линце праздник.
– Разве мы находимся не в Германии? – спросил Турханов.
– Линц, бывшая провинциальная столица земли Верхняя Австрия, как и сама Австрия, после аншлюса включен в состав Германской империи.
– Ах, да! Я чуть не забыл. Вы же с тридцать восьмого года перестали быть австрийцами и превратились в немцев, – съязвил Турханов.
– Формально, только формально. В душе мы по–прежнему считаем себя австрийцами. Иначе я не зашел бы сюда, чтобы сообщить вам приятную новость: видите, как журчит вода! – воскликнул надзиратель, отвернув водопроводный кран, откуда сразу же побежала прозрачная вода.
– Что это значит? – с недоумением посмотрел на него полковник.
– Это значит – ваше дело передано другому следователю, который отменил ограничения, наложенные прежним следователем. Так что, по–моему, уже нет смысла объявлять голодовку. Берегите свои силы, они вам еще пригодятся, – сказал Барбаросса и, наклонившись к сидящему арестанту, тихо добавил: – Для борьбы за свободу вашу и нашу.
Турханов с изумлением посмотрел на него.
– Откуда вы знаете эти слова?
– Оттуда же, откуда вы. Мадрид мы защищали вместе, – еще тише сообщил надзиратель. – Так что держитесь, мы еще повоюем...
Весь день для Турханова прошел под впечатлением этого разговора. «Значит, я не одинок, – думал он. – Даже фашистские застенки не могут полностью изолировать друзей–единомышленников друг от друга. Сначала Циррер, теперь вот Барбаросса. Трудно одному, а с друзьями и в нацистском аду не страшно...»
Настала ночь. Усталые и измученные хефтлинги впали в забытье, но Владимир Александрович еще долго ворочался в своей жесткой постели. Тяжелые думы отгоняли от него сон. Как только он закрывал глаза, услужливая память тут же воскрешала перед ним события прошлого. Вспомнил он свое невеселое детство, когда часто приходилось и голодать, и мерзнуть. Приходили на память школьные годы, ночные костры в пионерлагере, работа в комсомольской ячейке, а потом танковое училище и полная забот жизнь офицера. Особенно хорошо запомнил он день вручения партбилета. Было это в разгар гражданской войны в Испании. В Интернациональной бригаде, созданной борцами за свободу всего мира, требовались танкисты. Турханов изъявил желание сражаться с фашистскими мятежниками. По рекомендации комсомольской организации одновременно с рапортом о направлении в Испанию он подал заявление в партию, в котором были и такие слова: «Хочу жить и сражаться коммунистом, а если придется умереть, то умереть тоже коммунистом».