Герои Брестской крепости
Шрифт:
Конечно, все то, что перенесли эти люди в дни обороны Брестской крепости, было для них неизгладимым, священным и страшным воспоминанием. Каждый из них не раз рассказывал о пережитом своим родным, близким, друзьям, но воспоминания их долго не становились достоянием общественности.
Все эти причины и сказались в том, что до недавнего времени мы так мало знали об обороне Брестской крепости, все это и привело к тому, что обстоятельства героической борьбы легендарного гарнизона были до последних лет окутаны тайной.
Совсем недавно герой Брестской крепости Анатолий Виноградов рассказал мне, как в 1945 году, демобилизовавшись
— Не рассказывайте нам сказок! Если бы здесь действительно происходили такие события, то весь наш народ знал бы это. А нам ничего неизвестно об этих боях.
И как ни доказывал Виноградов свою правоту, ему так и не поверили, сочтя его фантазером и лгуном.
Первые известия об обороне Брестской крепости, появившиеся в печати после войны, еще мало приоткрывали тайну, они были основаны, можно сказать, на полулегендарном материале и нередко направляли читателя по ложному пути.
Так, в первых статьях на эту тему, напечатанных в белорусских газетах и журналах в 1948 году, говорилось, например, что обороной Восточного форта крепости командовал какой-то военный врач, который, якобы, потом погиб при бомбежке, и фамилия его так и осталась неизвестной. А в качестве главного руководителя обороны центральной цитадели называли имя некоего полкового комиссара Рублевского.
Сейчас мы уже знаем, что гарнизон Восточного форта возглавил вовсе не военный врач, а командир 44-го стрелкового полка майор Гаврилов. Что же касается полкового комиссара Рублевского, то он оказался никогда не существовавшей мифической личностью и в дальнейшем вместо него появилась исторически достоверная, реальная фамилия полкового комиссара Ефима Фомина.
Как известно, мы узнали впервые фамилию полкового комиссара Е. М. Фомина из найденных под камнями крепости обрывков «Приказа № 1». В этом приказе значились еще три фамилии командиров, руководивших обороной центральной цитадели, — капитана Зубачева, старшего лейтенанта Семененко и лейтенанта Виноградова.
Пока это были только фамилии. Предстояло еще разузнать об этих людях, предстояло выяснить их судьбу.
К счастью, вскоре нашлись семьи Фомина и Зубачева, и мы узнали биографии этих руководителей обороны крепости и даже получили их фотопортреты.
А. С. Ребзуев. 1956 г.
Посмотрите на их фотографии. На одной изображен сорокапятилетний лысоватый человек с открытым, смелым и решительным взглядом. Те, кто знал его, говорят, что такой он был и в жизни — прямодушный, ни перед кем не опускавший глаз капитан Иван Николаевич Зубачев, коммунист с 1918 года, участник гражданской войны и испытанный боевой командир Красной Армии.
На другой — уже начинающий полнеть тридцатидвухлетний черноволосый человек с умными и немного грустными глазами. И эта фотография, говорят, очень похожа
О судьбе Зубачева и Фомина ходили самые разноречивые слухи. Одни говорили, что они оба убиты во время боев в крепости. Другие утверждали, что командир и комиссар попали в плен. Так или иначе, никто не видел своими глазами их гибели, и все эти версии приходилось брать под сомнение.
Судьба Фомина выяснилась только после того, как мне удалось найти в Бельском районе Великолукской области бывшего сержанта 84-го стрелкового полка, а ныне директора сельской школы Александра Сергеевича Ребзуева. Сержант Ребзуев был вместе с полковым комиссаром в одном из помещений казармы, когда гитлеровские диверсанты подорвали взрывчаткой эту часть здания.
Бойцы и командиры, находившиеся здесь, в большинстве своем были уничтожены взрывом, засыпаны и задавлены обломками стен, а тех, кто еще остался жив, автоматчики вытащили из-под развалин и взяли в плен. Среди них оказались комиссар Фомин и сержант Ребзуев. На глазах сержанта предатель выдал гитлеровцам Фомина и фашисты увели его на расстрел.
О судьбе Зубачева мне удалось узнать, когда я встретил одного из командиров, сражавшихся под его командованием. Оказалось, что капитан, раненный и контуженный, тоже попал в гитлеровский плен и находился в лагере Белая Подляска, за Бугом.
А когда впоследствии отыскался майор Гаврилов, заместителем которого перед войной был Зубачев, он рассказал мне, что осенью 1943 года встретился с капитаном в лагере Хаммельсбург в Германии. Гаврилов тогда узнал от пленных, что Зубачев содержится в соседнем отделении лагеря, и попросил подозвать его к проволоке. Зубачев пришел, и эти два человека, коммунисты, участники гражданской войны, советские командиры, измученные, изможденные, оборванные, стояли по обе стороны колючей проволоки и, глядя друг на друга, горько плакали. И сквозь слезы Гаврилов сказал:
— Да, Зубачев, не оправдали мы с тобой своих должностей. И командир и его заместитель, оба оказались в плену.
В это время появился часовой, и им пришлось разойтись. Гаврилов видел, что Зубачев идет с трудом, он, видимо, был болен, до крайности истошен и, судя по всему, вскоре после этого погиб там, в гитлеровских лагерях.
Как бы то ни было, нет сомнения, что капитан Зубачев — старый коммунист, боевой командир — встретил свою смерть, глядя ей в глаза так же смело и прямо, как он глядит сейчас со старой сохранившейся у нас фотографии.
Третьего командира, который упоминается в «Приказе № 1», — лейтенанта Анатолия Виноградова — удалось впоследствии найти среди живых. Он провел в плену четыре долгих и тяжких года, пытался бежать из лагеря, но безуспешно, и вернулся на Родину только после войны. Сейчас он живет в городе Вологде и работает там кузнецом на одном из заводов.
Оказался в живых и четвертый командир, фамилия которого упоминалась в «Приказе № 1», — старший лейтенант Александр Иванович Семененко. Вернувшись из плена, он работает шофером в своем родном городе Николаеве на Украине. Кстати, встреча со старшим лейтенантом Семененко помогла мне разрешить одну из загадок Брестской крепости — установить личность одного из замечательных героев обороны.