Герои и антигерои Отечества (Сборник)
Шрифт:
После окончания пансиона Григорий стал воспитанником Московского университета. На решение поступить в это гражданское учебное заведение повлияла обстановка, которая царила в семье дяди. Там редко бывали военные, значительно чаще Григорий видел представителей духовенства, с многими из которых близко сошелся. Впрочем, по положению, существующему тогда, выпускники университета имели право на первичный обер-офицерский чин, что же касается службы, в которую, по обычаям того времени, Потемкин был своевременно записан, то воспитанникам предоставлялась отсрочка на время учебы.
Учился Потемкин
В годы учебы в Московском университете Потемкин пристрастился к чтению. Он проглатывал одну книгу за другой. Летом, приезжая к родственникам в деревню, забирался в библиотеку и, случалось, засыпал с книгой в руках на стоящем там бильярдном столе.
Однажды его товарищ, Матвей Афонин, впоследствии профессор Московского университета, купил специально для Потемкина «Натуральную философию» Бюффона, только что изданную в России. Потемкин вернул книгу на следующий день. Афонин обиделся и упрекнул товарища в том, что тот и не открывал книги. Потемкин тут же убедил его в обратном — содержание ее он знал прекрасно. В другой раз Ермил Костров, тоже однокашник по университету, дал Григорию, по его же просьбе, с десяток книг, которые тот возвратил через несколько дней.
Костров с насмешкой сказал:
— Да ты, брат, видно, только пошевелил страницы в моих книгах. На почтовых хорошо летать в дороге, а книги — не почтовая езда…
— Я прочитал твои книги от доски до доски, — возразил Потемкин и предложил: — Коли не веришь, изволь, экзаменуй!
Костров был поражен тем, что Потемкин в совершенстве знал содержание его книг. Ермил Иванович Костров стал впоследствии бакалавром и известен рядом стихотворений, а также переводом шести песен «Илиады» Гомера на русский язык.
Любовь к чтению подчас отвлекала от занятий. После успеха в Петербурге Потемкин вдруг охладел к наукам и в 1760 году был отчислен из университета «за леность и нехождение в классы».
По-разному биографы Потемкина объясняли случившееся, и все же большинство сходились к тому, что состав преподавателей университета того времени, среди которых были и подобные тем, что описал Мессельер в своих записках, оставлял желать лучшего. Запоем читая книги, причем самого разнообразного содержания, Потемкин получил такие знания, которые подчас превосходили знания его учителей.
С отчислением из университета закончилась и отсрочка от службы в полку. Потемкин решил ехать в Петербург в конную гвардию. Однако дядя не одобрял желания племянника, пытался убедить его окончить образование и склонял к гражданской службе. Были колебания и у самого Потемкина. В те годы он близко сошелся с протодиаконом греческого монастыря Дорофеем и архиепископом Крутицким и Можайским Амфросием Зертис-Каменским. Товарищи даже слышали от него:
— Хочу непременно быть архиереем или министром.
Или:
—
Он очень серьезно изучал богословие, что отметил граф Шувалов, и действительно подумывал о духовной карьере. Однако выбрал все-таки военную, и выбор его одобрил Амвросий, который дал на поездку в Москву и начало службы в гвардии, что стоило тогда очень дорого, 500 рублей.
Учеба же в университете наложила отпечаток на всю последующую жизнь. Потемкин всегда тянулся к знаниям, и племянник его Л. Н. Энгельгардт вспоминал:
«Поэзия, философия, богословие и языки латинский и греческий были его любимыми предметами; он чрезвычайно любил состязаться, и сие пристрастие осталось у него навсегда; во время своей силы он держал у себя ученых раввинов, раскольников и всякого звания ученых людей; любимое его было упражнение, когда все разъезжались, призывал их к себе и стравливать их, а между тем сам поощрял себя в познаниях».
Энгельгардт упомянул поэзию. Оказывается, в юношеские годы Потемкин неплохо писал стихи и был дружен с Василием Петровичем Петровым, впоследствии известным поэтом XVIII века. Петров учил Потемкина языку Гомера и вместе с ним переводил «Илиаду». О литературных же способностях Григория Александровича поэт писал:
Он без усилья успевает, Когда парит своим умом, И жарку душу выражает Живым и племенным пером. Не тяжких праздных слов примесом Красот нам в слоге он пример: Когда б он не был Ахиллесом, То бил бы он у нас Гомер.Это стихотворение относится к более позднему времени, когда Потемкин был уже в ореоле славы, — недаром поэт восклицает: «Когда б он не был Ахиллесом!». Отношения между друзьями юности сохранились на всю жизнь. Однажды Петров пригласил Потемкина осмотреть только что открытую типографию, чтобы показать детище, в создании которого принял участие, и, демонстрируя работу станков, ловко набрал и сделал оттиск своего экспромта, посвященного Григорию Александровичу:
Ты воин, ты герой, Ты любить муз творенья, А вот здесь и соперник твой Герой печатного изделья.Потемкин в долгу не остался. Попросив Петрова показать, как делается набор, он тут же сочинил ответ, набрал его и с помощью товарища юности сделал оттиск:
Герой ли я? Не утверждаю. Хвалиться не люблю собой, Но что я друг всегдашний твой Вот это очень твердо знаю!К сожалению, немногое из написанного Потемкиным сохранилось. Известны лишь некоторые его экспромты наподобие посвященного писателю Федору Григорьевичу Карину и сочиненного на обеде: