Герои на все времена
Шрифт:
— Убили? Больную?
— Когда люди боятся за свою жизнь, — вздохнул священник, — они готовы на многое. После смерти той женщины мы все покинули деревню. Уплыли на челнах. Наш перевернулся. Я с матерью спасся, отец с моей сестрой — потонули. В деревню никто больше не вернулся. Говорят, упыри появляются там до сей поры.
Кастусь сидел, опустив голову. Священник молчал.
— А может, — подал голос Рагойша, — это не огненный змей?
— Понимаю, — посочувствовал священник. — Верить не хочется. Но ты же видел, что он сделал с женой?
— А может, не в этом дело? — засомневался Кастусь. — Она ведь толком не ела с его похорон…. Да и плакала постоянно. Опять же горе, переживания. Немудрено, что она в таком состоянии. Я думаю, нормальная кормежка и хороший сон смогут…
— Да, — согласился Тарашкевич. — Если он перестанет приходить к ней, то Алеся скоро поправится. Но он не перестанет.
Кастусь прошелся по комнате, остановился у печи:
— Так что же нам делать?
— То, что не смогли сделать люди тогда, в деревне.
— Это значит — убить? — медленно проговорил Кастусь.
Тарашкевич кивнул.
— Но как же мы его убьем? Он же весь как из воздуха состоит!
— Это не он сам. Это его призрак, его дух. Адам, по сути живой, лежит в гробу и не гниет, а его призрак выходит и ищет кого-то, кто его накормит. Начинает с семьи, потом идет к остальным родственникам. Потом — к друзьям. Потом — просто к тем, кого знает. А у нас, — священник покачал головой, — у нас все друг друга знают. Один такой упырь может извести всех людей в округе.
— Выходит, мы должны отрыть гроб и…
— Поразить Адама в сердце. Тогда упырь перестанет приходить к Алесе. И она выживет.
— Но…
— Кастусь, — священник тяжко вздохнул, — ты сам все видел. Это дьявольщина, происки Злого. [35] С этим нельзя мириться. Ты жалеешь их…. Но можно ли жалеть гадюку? Надо ли пригревать ее на груди? Такая жалость — это искушение Сатаны. Он путает тебя, чтобы ты не смог убить его отродье. Если ты поддашься, он победит. Здесь, в нашем местечке, он — победит! Потому что один, без тебя, я не справлюсь.
35
3лой — эвфемизм, обозначающий дьявола. Употреблялся на территории Белой Руси (Витебская и Могилевская губернии Российской империи).
— Да, — медленно кивнул Кастусь, — я понял. Может быть, сообщить в магистрат?
Священник махнул рукой:
— Не поверят. На Полесье, может быть, и поверили бы, а здесь — нет. Сделаем все сами. Идем.
Вскоре, неся лопаты, они подошли к ограде кладбища. Могила Адама Бочки белела свеженасыпанным холмиком у самых ворот.
А над могилой стояла Алеся, сжимая в руках маленький плотничий топорик. Лезвие топора поблескивало в лунном свете.
Священник и лекарь замерли.
— Как? — выдохнул
— Видимо, смогла сбежать от бабки, — шепнул ему Тарашкевич. — Постой здесь.
Он шагнул навстречу к вдове.
— Дочь моя…
— Я знаю, — прошипела та. — Я знаю, что вы хотите сделать. Но я не отдам его вам. Только суньтесь!
Она взмахнула топором.
Кастусь сглотнул.
— Дочь моя, — священник медленно положил лопату на землю и сделал еще один шаг навстречу вдове, — твой муж умер. К тебе приходит его призрак, который питается твоей жизненной силой. Ты для него — всего лишь кормушка.
— Нет!!! — Топор рассек воздух. — Адам любит меня! Он приходит, потому что заботится обо мне!
— Ты погибнешь, дочь моя. — Тарашкевич сделал еще несколько шагов. — Он выпьет тебя досуха, и ты погибнешь.
— Нет!!! Мы всегда будем вместе!!!
— А потом он пойдет к другим. — Священник подходил все ближе.
Кастусь незаметно достал из-за пояса пистоль.
— Адам любит только меня! — взвизгнула Алеся. — Ему больше никто не нужен!
— Он всего лишь ЕСТ тебя. — До женщины оставалось не больше двух шагов. Батюшка протянул руку. — Дай мне топор.
— Адам — мой муж. Он заботится обо мне. Он увидел, как мне плохо, и пришел. Оттуда.
— Я помогу тебе. — Тарашкевич сделал маленький шаг. — Я помогу тебе выстоять. И спастись.
— Я люблю его. — В голосе Алеси послышались слезы. — Мне без него очень плохо.
Ее ноги подогнулись, и она опустилась на могилу. Заплакала. Священник присел рядом и осторожно коснулся ее плеча.
— Я понимаю твою боль. Мы понимаем. То, что мы хотим сделать, не радует нас. Но это нужно сделать.
Алеся дернула плечом, отбрасывая его руку.
— Мы сделаем это ради тебя и остальных, — продолжал говорить Тарашкевич. — Всего лишь один удар. Он не почувствует, но для него все кончится.
— Я люблю его, — сквозь слезы повторила Алеся, — зачем он меня бросил? Ведь он же знает, как мне плохо без него!
— На все воля Божья. Давай встанем. Нам надо начинать.
Священник почти поднялся, когда женщина резко толкнула его. Он упал, она взвилась и замахнулась на него топором.
— Не позволю!!!
Грохнул выстрел.
Алеся рухнула на могилу, распахнув руки, будто для объятия.
Тарашкевич вскочил и кинулся к женщине.
Кастусь трясущимися руками перезаряжал пистоль. Порох просыпался мимо, пыж никак не забивался, ствол ходил ходуном.
— Я убил ее, — всхлипывал лекарь. — Убил женщину. Убил…
Священник перевернул вдову на спину, ощупал ее голову.
На пальцах отца Яна Кастусь увидел кровь.
— О господи, — застонал эскулап и выронил оружие. — Что же я наделал…