Герои пустынных горизонтов
Шрифт:
Джек провел Тесс в свой кабинет — комнату с зеленовато-оливковыми стенами, в которой стоял характерный затхлый запах давно пустующего помещения. Служитель принес две чашки чаю из заводского буфета. Джек затворил за ним дверь и, вернувшись к Тесс, спросил: — Что поделывает Нед?
— Он эти дни чем-то занят в Лондоне, — сказала она; ей не хотелось говорить о сумасбродных надеждах Гордона даже Джеку. — Я сама хорошенько не знаю, в чем дело, только это что-то очень для него важное. — Но она не выдержала: — У него новая идея — выбор между Америкой и Россией.
Джек взял лежавший на столе калибромер и стал вертеть его в пальцах. С интересом разглядывая его со всех сторон, он вдруг сказал:
— Тесс! Вы никого другого не любили за все эти годы, что Неда не было в Англии?
Вопрос был задан как бы между прочим и в то же время со всем простодушием, свойственным Джеку, а потому не показался бесцеремонным. Тесс невольно улыбнулась, ей даже захотелось смеяться в порыве материнской снисходительности.
— Я не святая, — сказала она, сама удивившись этой неожиданной легкости тона. — Были мужчины, которые мне нравились; особенно один.
— Кто он был?
— Никто. Инженер — как Мур, как Смит.
— А где он теперь?
— Это был женатый человек.
Джек поднял на нее недоумевающий взгляд и тут же покраснел, видя, что ее насмешило его удивление.
— О чем вы сейчас подумали, Джек? — спросила она, сияя улыбкой.
Он покраснел еще сильнее, но не утаил странной мысли, пришедшей ему в голову. — Я подумал о том, как вы далеки от житейской пошлости, Тесс. Всякие глупости, присущие людям, для вас словно не существуют.
— Почему вы так думаете?
Вопрос озадачил его. — Потому что вы похожи на Неда. Смотришь на вас — и кажется, что вас ничто не смущает, ничто не тревожит.
— По-вашему, Неда ничто не тревожит?
— В области чувства — да. Тут для него, по-моему, исключены ошибки.
— И безрассудства? — лукаво осведомилась она.
Он молча, серьезно кивнул головой и отложил в сторону калибромер. — Не о том, собственно, речь. Меня интересует другое — как вам удалось достигнуть такого замечательного, полного взаимопонимания? Конечно, оба вы — люди незаурядные; может быть, этим и объясняется ваше… ваша…
— Любовь? — подсказала она, видя, что он мнется, не решаясь произнести слово, довершающее его мысль.
— Да. Любовь! — Он взглянул ей в лицо, и оттого, что слово было произнесено, она вдруг показалась слишком живым, слишком трепетным существом для его неуютного, холодного кабинета.
— Любовь — чудн'oе слово, Джек. И мне кажется, это не то слово. Не подходит оно как-то ни к Неду, ни ко мне.
— Слишком невыразительное? — попробовал он подсказать.
Она пыталась найти свой эпитет, но никак не могла. — Слишком… слишком определенное, Слишком простое, легкое, невероятно легкое.
Она знала, что он ждет чего-то большего, что-то существенно важное он хотел услышать от нее.
— Знаете, Тесс, вы и Нед — единственные два человека на свете, которых япо-настоящему люблю. — Он опустил глаза. — Я не знаю других людей, которые бы так замечательно сумели найти себя и свое место. Нед — с его деятельной натурой, с его бескорыстным служением арабам, с его глубокой верой в возможность делать благородное и нужное дело. И вы — с вашей мужественной готовностью врукопашную драться против бедности и нищеты! Вы оба так многого достигли, стремясь к поставленной цели.
— Ошибаетесь, Джек, — сказала она, кладя ноги в видавших виды туфлях на край железного ящика, чтобы придать всему разговору небрежный, равнодушный тон, — Мы оба потерпели очень много неудач, стремясь к поставленной цели.
— Нет, нет, Тесс! Только не вы! В чем же выпотерпели неудачу?
— Во всем. В себе самой, в своей работе, в своих убеждениях, в своем влиянии на Неда. В сотне других вещей. Даже, — она сказала это резко, но грустно, как будто подчиняясь потребности высказаться, — даже в отношениях с родными.
Маленькая и хрупкая, она казалась еще меньше, сидя в большом деревянном кресле и упираясь руками в подлокотники, словно из страха соскользнуть с него. Это была поза настороженного выжидания, в которой чувствовалось, как стремителен будет бросок вперед, как только прояснится горизонт.
— С родными? — Он достаточно знал о ее родных, и эти слова пробудили в нем недоуменное любопытство.
— Именно. Прежде всего мне вообще не нужно было уезжать из дому, — сказала она.
— Как можно так говорить! — воскликнул Джек, искренне возмущенный. — Разве, получив образование, вы тем самым не одержали победу над бедностью?
— Лучше бы я оставалась в трущобах Глазго: больше приобрела бы, меньше потеряла.
— Чего? — недоверчиво спросил он.
— Самой себя.
— Вы сентиментальничаете, Тесс.
— Ничуть.
Она говорила с уверенностью, и ему показалось неловко оспаривать ее собственное представление о себе.
— А Нед?
— Не принимайте слишком всерьез мои слова, Джек. По крайней мере в том, что касается Неда.
Но он настаивал: — Вы, значит, считаете, что в Аравии он потерпел неудачу?
— Нет. О, нет. Там он был в своей стихии.
— Тогда — здесь? Здесь, да? Но почему же, Тесс? — Это было больше, чем простая просьба о разъяснении, и Тесс пришлось взяться за то, что она себе раз навсегда запретила: растолковывать Гордона его родным.
— Нед просто не знает, с чем имеет дело, — коротко попыталась она определить.