Герои пустынных горизонтов
Шрифт:
Не спуская с нее внимательного взгляда, Джек подпер рукой свой круглый подбородок. — Не знает?
— Ну вот хотя бы… — начала она, но ее нерешительная попытка отделаться бесстрастным суждением стороннего наблюдателя не удалась, потому что глаза Джека, маленькие и блестящие, как бусины, требовали, чтобы в суждение о Неде она вложила душу. — …хотя бы то, что он видит сдвиги, которые совершаются во всем мире, даже здесь, в Англии, но воспринимает все это как свой личный кризис; ему кажется, что это он, он сам стоит на краю пропасти и должен перескочить через нее без чьей-либо помощи. Преодолеть препятствие силой собственного разума.
— И, по-вашему,
Она повела плечами, как бы отмахиваясь от его настойчивости, теперь уже раздражающей. — Да, не в силах, — сказала она с ненужной резкостью, и от этого ее слова зазвучали как обвинение. — Не в силах, потому что он не понимает, не отдает себе отчета в том, что мир не может больше существовать таким, как он есть, и только в этом причина охватившего мир смятения. Нед ищет других причин, создает себе разные фикции — бунт интеллигента-одиночки во имя какой-то независимой честности духа, богоравную сущность вольного араба. Все остальное попросту не входит в его сознание. Даже смысл крестьянского восстания в Аравии ускользает от него. Конечно, его потрясли революционные события в Китае и в других азиатских странах, но их цель и их успех одинаково непонятны ему. Он никогда не поймет, почему побеждает революция, где бы ни происходило дело, — здесь, или в Азии, или даже в его любимой Аравии. Но рано или поздно ему придется разобраться в этом, и тогда для него наступит трагедия.
— Но почему трагедия? — Джек заморгал глазами. — Может быть, он станет на вашу точку зрения, Тесс.
— Вы можете стать на мою точку зрения, Джек?
— Нет, не могу.
— Вот и Нед не может.
— Нед и я — это не одно и то же. Я знаю, что угнетенных побуждает к восстанию необходимость бороться за свою жизнь. С этим я готов согласиться. Но никогда я не соглашусь с теми насильственными методами, которыми ведется эта борьба. А Неда это не смутит. И потому я считаю, что он мог бы пойти тем путем, которым идете вы, — если, по-вашему, этот путь лучший для него.
— Лучший для него?
— Только вы знаете, что для него лучше, Тесс.
— Не надо так упрощать, Джек. Не путайте Неда со мной, а меня — с насилием. Я ненавижу насилие так же, как и вы, может быть даже больше. Вы сталкивались с насилием на войне, а этот вид насилия лучше других. Мне знакомы худшие его формы — те, которые проявляются в нашей повседневной жизни со всем ее безобразием. Что касается Неда, насилие привлекательно для него тем, что в нем есть элемент решительности, завершенности; оно позволяет быстро решать проблему жизни и смерти. Но все это не приближает Неда к моим классовым убеждениям. Напротив. Это может только приблизить его гибель — гибель насильственную.
— Тогда спасите его, Тесс, от этого безумного заблуждения, предотвратите трагедию, о которой вы сами говорите.
Она встала. — Зачем вы привели меня сюда и затеяли этот разговор, Джек? Вы очень боитесь за Неда?
— Больше, чем вы думаете. — Он взял лежавший на столе конверт. — Но дело не только в моих опасениях. Вы ведь знаете, что Нед отдал мне все свои деньги?
Она кивнула, уже понимая, чего он от нее хочет, и заранее внутренне сопротивляясь.
— Не надо бы мне вообще к нему обращаться! — продолжал Джек жалобным тоном. — Просто в ту минуту мои дела были уж очень плохи. Сейчас, пожалуй, можно считать, что худшее уже позади. Какой-то знакомый Неда из политического мира (вероятно, Моркар или Везуби) направил ко мне заказчика. Вчера я с этим человеком виделся в Лондоне. Насколько я понимаю, это так называемый «блат» в
У нее мелькнула новая мысль. — И вы хотите, чтобы Нед тоже стал полноправным компаньоном, да?
— Да, если он захочет. Да, конечно, — сказал он как бы мимоходом. — Но прежде всего, Тесс, мне хотелось бы, чтобы вы уговорили его взять обратно деньги.
— Ну уж нет!
— Очень вас прошу, Тесс, не отказывайтесь; это крайне важно для нас обоих. Я бы не стал обременять вас такой просьбой, но если я сам заговорю с ним на эту тему, то лишь испорчу дело. Разговоры о деньгах у нас с ним не получаются.
Она посмотрела на конверт, который он ей протягивал, — аккуратный, деликатно незаклеенный, этакий фальшивый гроссбух для урегулирования личных счетов. Но она не взяла его.
— Нет, — решительно повторила она. — Не хочу.
Он пододвинул конверт ближе. — Я знаю, что Неду нужны деньги. Но тут не в одних деньгах дело.
— Именно потому я и не хочу. Не пытайтесь вернуть ему эти деньги, Джек. И не просите меня помочь. Лучше отдайте их матери или считайте условно его долей в предприятии. Только не надо, не надо возвращать ему, Джек. Пусть все остается так, как есть.
— Но я не могу. Поймите, это стоит между нами.
— А так будет еще хуже, Нед, беспощадный к самому себе, не пощадит и вас. Он вас жестоко высмеет за попытку вернуть ему деньги. Лучше не вызывайте его на это.
Джек отложил конверт, вытер свои пыльные руки, вытер и губы. Потом взглянул на часы и молча покачал головой. Сделал глубокий вдох и медленно, долго выдыхал воздух. Потом улыбнулся Тесс с потугой на несвойственную ему иронию.
— Пожалуй, это и в самом деле смешно, — сказал он. — Нед был бы прав. Не так легко исправить сделанную глупость. И с какой стати обременять этим вас? — Он подошел к ней вплотную. — Мне остается надеяться на вашу преданность Неду, Тесс. Я теперь вижу, что только ваше понимание и ваша любовь могут его спасти. Все в ваших руках! Мы же лишь натворили глупостей и ничего не смогли для него сделать.
Итак, он теперь принадлежал ей: был отдан ей в дар родными. Драгоценный дар это был, только слишком щедрый; она знала, что уже не может принять его. Слишком долго она ждала, подставив руки. У нее иссякли силы.
Но она почувствовала это слишком поздно: когда Гордон вернулся из Лондона, он сказал ей, что ее терпеливое ожидание пришло к концу. Он преодолел все свои колебания. Осталось только совершить последнее усилие.
— Что ты такое сделал? — с тревогой спросила она.
— Человек ничего не стоит, когда он один, Тесс, — сказал он так, словно это был вывод из долгих размышлений. — Ты была права. Что мог я, один человек, вынести из беседы с одним американцем или одним русским? Только ощущение, что и тот и другой не меньше меня жаждут скорейшего разрешения дилеммы.
Они сидели на перилах горбатого деревенского мостика, перекинутого через ручей, который зимой струился мутным потоком грязи, а летом пересыхал и лежал истрескавшимся серо-зеленым пластом. Гордон ел яблоко и сплевывал в воду лоснящуюся кожуру. Разговаривая, он болтал ногами и то и дело беспокойно тыкал Тесс в плечо.