Герои пустынных горизонтов
Шрифт:
— Тогда достаньте людей еще откуда-нибудь.
— Откуда? Я без конца прошу короля и Омар-бея дать мне еще людей, но они предпочитают держать их у себя в Бахразе для полицейской службы и охраны дворца. Ох-хо-хо! Если вам нужны войска для аэродрома, генерал, обращайтесь к Омару и к королю…
— Хорошо, я обращусь к Омару и к королю, — успокоил его генерал. — Но помните, Азми: вы должны выступить против Хамида до начала весны. Если вы дадите ему возможность весной прийти сюда, к восстанию примкнет не только вся пустыня, но и окраинные районы, и Приречье, и все остальное.
Азми безнадежно всплеснул руками. — Достаньте мне еще людей, генерал, и я завтра же двину свои силы в пустыню.
— Хорошо, я вам достану людей! Должен же быть какой-то порядок в этом деле! Мое правительство не для того снабжает вас новейшей техникой, чтобы вы держали ее в болотах Приречья на случай крестьянских бунтов. Нужно начать действовать в пустыне и как можно скорей.
Азми вздохнул. — Все зависит от вас, генерал.
— Нет, Азми. Не от меня, а от вас.
В дверь постучали. Вошел бахразец-легионер и что-то сказал Азми. Тот кивнул и движением руки отпустил его.
— А теперь забудем обо всем этом, генерал, — сказал Азми, торопясь окончить неприятный разговор. Он встал, вынул темные очки и надел их. На его зов вошли три офицера и стали снимать висевшие на стене дробовики. — Лучше отправимся поохотиться, подстрелим несколько хороших, жирных уток. — И, не дожидаясь ответа, Азми с улыбкой взял генерала за локоть и повел к выходу.
Генерал не питал особой страсти к охоте, но он был метким стрелком, а кроме того, ему хотелось как-то сгладить неприятное впечатление. Вместе с Азми он прошел вдоль двойного ряда одетых в синюю форму офицеров и солдат Легиона, приветствовавших их отданием чести по-английски. Так, с приветствиями, генерала довели до машины. Азми велел одному из своих адъютантов остаться и освободить место для генерала. Они сели, и машина тронулась в путь. Впереди ехали две другие машины с охраной, сзади — третья, открытая, в которой сидели щеголеватые и надменные бахразские офицеры, и в арьергарде — еще одна, с легионерами.
— Внимание! — сказал Азми и нажал какую-то кнопку. Брезентовый верх большого американского автомобиля откинулся назад, боковые стекла опустились. — Осторожно! — сказал Азми и повернул еще какую-то ручку, отчего его сиденье повернулось боком.
Теперь генерал и Азми сидели или полустояли в машине спиной друг к другу. Машина, замедлив ход, въехала под навес, сооруженный из тростника и глины, и остановилась.
— Видали? — с ребяческим восторгом сказал Азми. — Со всеми удобствами, а? Не нужно даже двигаться!
Генералу дали в руки ружье, заряженное и со взведенным курком; но эта странная охота с комфортом по-королевски уже вызывала в нем раздражение.
— Чудесно! — блаженно вздохнул Азми. — От нас требуется только одно — ждать!
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Потерпев неудачу у шейхов окраинных племен, Гордон вовсе не пал духом; напротив, это его раззадорило, и он объявил Смиту, что захватит аэродром без помощи Талиба и прочих дряхлых и глупых стариков. — Не нужна мне их жалкая помощь, сделаю все сам.
— А как? — Злосчастный практицизм Смита тотчас же заставил его усомниться. — С десятком телохранителей? С двумя броневиками?
— Нет. Вот с ними! — И Гордон презрительно ткнул пальцем вниз — туда, где к неяркому пламени костров жались десятка два отбившихся от своих племен бедуинов, которые частью сами пристали к ним в пути, частью были присланы неистовым поэтом Ва-улом.
Отряд расположился лагерем в Вади-Джаммар, гигантской расселине вулканического происхождения, отделяющей красную Джаммарскую пустыню от предгорий Камра. Каменистые склоны этой расселины, изрытые глубокими пещерами, сходились у подножия, образуя узкое ущелье — настолько узкое, что ни кочевники, промышляющие набегами, ни бахразские патрули сюда не заглядывали из страха очутиться в ловушке. Загородить оба выхода не представляло никакого труда. Тем и привлекло это место Гордона; и не только потому, что опасность отпугивала врагов, но и потому, что это была отличная естественная крепость для небольшого отряда, который в случае надобности легко мог рассредоточиться и спрятаться среди скал. В каменных впадинах скопилось большое количество воды после зимних дождей.
Но Смиту казалось рискованным жить и прятаться в узкой песчаной щели между двумя громадами скал. Кроме того, он боялся самолетов.
Гордон пожал плечами. — Никакие бахразцы теперь сюда не сунутся. Чтобы запереть нас тут, Азми понадобится половина Легиона, не говоря уже о том, что мы заметим его приближение за неделю вперед. Когда Талиб искал убежища после какого-нибудь особенно дерзкого набега, он всегда находил его здесь. Но теперь он забыл сюда дорогу. Самолеты? Попрячьте все в пещеры, и бахразские летчики ничего не увидят. Да они и не стремятся что-либо увидеть. Зачем им лишние заботы, лишние усилия? У нас здесь будет база. Отсюда мы и начнем действовать.
— С этим сбродом? — переспросил Смит тоном, в котором было не меньше презрения к людям, гревшимся внизу у костров, чем у Гордона.
— Да, черт возьми, с этим сбродом. — Гордон произнес это сквозь зубы, потому что холодный ветер, гулявший по ущелью, нес тучи пыли и, точно стальными прутьями, сек лицо и руки. — Я не допущу, чтобы из-за чьей-то никчемности рушились мои планы. К черту Талиба и всех остальных! Я захвачу этот аэродром со стадом ослов, если понадобится, чтобы доказать, чего стою я, чего стоит Хамид, чего стоит все то, во что я верю. Тащите сюда каждого встречного с винтовкой, Смитик, и я сформирую собственное войско.
— С подобным войском вы далеко не уедете, — возразил Смит. — Жалкие, отощавшие оборванцы, первый раз вижу таких в пустыне. Они вас и слушать не будут.
— Ничего, послушают, если хотят оставаться здесь со мной. Я в них вколочу жизнь. И я готов подобрать всякого жителя пустыни, который достаточно несчастен и озлоблен, чтобы можно было палкой заставить его служить делу. Ва-ул навербует мне еще бойцов в Джаммаре, а кроме того, я пошлю молодого шейха Фахда в Камр, наверняка там тоже найдутся недовольные своей судьбой, которые захотят примкнуть. И я сделаю все без Талиба, без шейхов, без племен, даже без лозунга служения делу — с одними этими бродягами, чья жалкая нищета будет символом угнетения человека. Я сумею поднять этих несчастных в их собственных глазах. Я вдохну в них огонь и волью в их жилы горячую кровь.