Герои пустынных горизонтов
Шрифт:
— Не больше, чем вы.
— Значит, Везуби еще не завербовал вас в свои сторонники. — Моркар досадливо надул щеки. — Что же вы хотите, чтобы я вас завербовал в свои?
— Если это вам интересно, попробуйте, я готов.
— Отчего же не интересно. Вот если бы вы старались натравить эти арабские племена на наши нефтепромыслы — тогда другое дело. Но в вас, как видно, есть настоящая закваска, Гордон. А потому вы заслуживаете внимания. — Старик снова принялся скоблить с шумом, который резал уши. — Вот что, Везуби! — скомандовал он. — Ступайте-ка прогуляйтесь по саду. А еще лучше сходите полюбоваться на моих поросят.
— Вы старый грубиян! — сказал ему Везуби, однако покорно вышел из теплицы.
Моркар удовлетворенно потянул носом. — Незачем ему болтаться здесь. Этот разговор касается только нас двоих. Ну, говорите! Я слушаю.
Он снова заскоблил. Будь на его месте любой другой человек, Гордон повернулся бы и ушел. Но эта стариковская бесцеремонность и подчеркивание своего превосходства нравились ему. Он их оценил по достоинству.
— Я бы вас о многом мог спросить, — сказал Гордон, — просто в расчете на ваши личные качества, знания, опыт. Но сейчас меня интересует один вопрос…
— А почему вы обращаетесь с этим вопросом ко мне?
— Потому что вы — фигура в Англии. Разве не так?
Старик засмеялся довольным смешком. — Пожалуй, что так, — проворчал он. — Везуби болван. Я сам знаю, что к моему голосу в этой стране прислушиваются, даже при социалистическом правительстве. Х-ха! Можно сказать, дело обстоит так: я предполагаю, а они располагают.
Гордон не захотел уклоняться в сторону. Он ждал.
— У вас вид человека, который торопится, чересчур торопится! — сказал Моркар, поглядев на него. — Ну что ж, и я торопился в свое время. В нашем мире нельзя не торопиться. Для людей медлительных в нем места нет. Так о чем же вы хотели меня спросить?
Он снова заскоблил. Гордон терпеливо ждал. Когда скобление прекратилось, он задал свой вопрос.
— Понятно, — сказал Моркар, стирая опилки, приставшие к его красным губам. — Вы хотите знать, какую, на мой взгляд, следует занять позицию по отношению к коммунизму в Азии и Европе?
— Да. Если, тут возможна определенная позиция.
— Разумеется, возможна. Разумеется! Вы в какой-либо мере следите за политикой?
— Теперь слежу систематически.
— Выступления Черчилля читаете?
— Конечно.
— А я нет. Верней сказать, не всегда. Мы с ним единомышленники в том смысле, что принадлежим к одной партии, но не скрою от вас, что у меня есть кое-какие сомнения на его счет. Не личного порядка, разумеется; просто мне не внушают доверия великие мужи, у которых такие румяные щеки. Тем не менее я считаю, что в своих двух американских выступлениях он сформулировал самую суть отношения нашего, западного, мира к коммунизму. Тут я с ним полностью согласен. Его речь в Фултоне была первым шагом в том направлении, которое в дальнейшем сделалось основным для всей нашей послевоенной политики — и английской, и американской.
— Я читал эту речь.
— Так чего же вам еще? В ней все сказано. Боритесь против коммунизма там, где он есть, и душите его там, где его еще нет. Медлить нельзя. Время не терпит. Их нужно уничтожать. Силой!!!
Стекло, которым он орудовал, затупилось. Он выломал другой кусок из лежавшей рядом разбитой рамы и снова набросился на будущую ножку.
— Силой? — повторил Гордон. — Вы говорите о военно-стратегическом наступлении на коммунизм
— Наша идея — это демократия: великие принципы свободы и незыблемых прав человека. Хартия вольностей, суд присяжных, английское обычное право — вот основные устои свободы. Наша идея — демократия, и то, чего мы достигли в этом плане, мы должны удерживать силой.
— Все это так для нас, — сказал Гордон. — Но как быть с большей частью восточного мира, никогда не знавшей демократии? Что вы можете предложить им взамен коммунизма, в котором они сейчас видят спасение? Вот это мне и хотелось бы узнать в первую очередь. Что вы предлагаете старому, изможденному Востоку?
— Вопрос резонный, Гордон, но поставлен неправильно. Кого мы должны поддерживать в восточных странах, чтобы помешать победе коммунизма, — вот что вы должны были спросить.
— Согласен. Так кого же нам поддерживать?
— Людей умеренных, здравомыслящих, уравновешенных и основательных. Все, кто оказывает разумное сопротивление экстремистам, могут рассчитывать на нашу поддержку.
— Ну, а если восстание оправдано? Бывает ведь и так. Вы сами знаете.
— Погодите, Гордон! — Старик отбросил стекло и стал разминать затекшие пальцы. — Последнее время стоит мне поработать пять минут, и у меня совершенно костенеют руки. Не дай бог, если то же самое начнет происходить с моими мозгами. Мне, как вы знаете, отнюдь не свойственна окостенелость. Немало крупных перемен и в Англии и в других странах совершилось у меня на глазах и при моей непосредственной поддержке. Но сейчас такой момент, когда нельзя относиться к социальным переворотам терпимо и объективно. Экстремисты отстаивают крайние решения, вдохновляясь порой идеалом, а порой личным честолюбием. Но с точки зрения более общих и значительных интересов сейчас не время для того, чтобы подрывать революциями основы государственного существования. Мы должны всячески умерять (а то и подавлять) пыл наших темнокожих братьев, иначе пламя национальных восстаний охватит весь мир, что неизбежно ослабит наше сопротивление коммунистической угрозе. Коммунизм нужно обуздывать! И в Англии и в других странах. Даже на самых рубежах коммунистических государств.
— Обуздывать? Силой?
— Если потребуется, то и силой.
— Вы стремитесь обуздать идею, где бы она ни проявилась.
— Совершенно верно.
— Не выйдет…
Старик топтался на месте, чтобы согреть стынущие ноги. — Почему?
— Потому что вы силу противопоставляете вот этому… — И Гордон ударил себя рукой по лбу. — А никакая сила не может помешать распространению идеи. Сила не помешала китайским крестьянам прислушаться к голосу марксистов. Не потому ли вы хотите прибегнуть к силе, что у вас нет другой, лучшей идеи, которую вы могли бы предложить взамен коммунизма?
— Но великое понятие…
— Попробуйте-ка внушить его голодающим китайцам.
Старик выпрямился, разгибая усталую спину, и потрепал Гордона по плечу: — Вы немножко пурист, Гордон. М-м! И вы слишком торопитесь. Если нам недостает идей, годной в качестве альтернативы для решения аграрного вопроса и других в том же роде (скажем, вопроса о голодающих миллионах), кому же, как не вам, молодежи, позаботиться о том, чтобы такая идея была.
— Вот именно. Потому-то я вас и спрашиваю об альтернативе.