Герои русского броненосного флота
Шрифт:
Интересно, что мужественное поведение Григория под Туапсе было по достоинству оценено в его семье. Отец был, несомненно, рад, что сын его не опозорил, а вел себя в непростой обстановке весьма достойно. Помимо этого авторитет Григория признали и братья, и прежде всего старший Алексей. Иначе трудно объяснить его письмо Григорию из Кронштадта, где он советуется, просить ли ему отца о переводе на Черноморский флот. Любопытен и ответ младшего брата: «…как бы ни приятно было мне, чтоб ты служил в одном со мною флоте, не советую, если могу советовать, переходить сюда. Трудно, почти невозможно ужиться почти со всеми командирами, через которых можно бы выбраться на ветер. Все они чудные моряки, каких от души желаю более русскому флоту, но капризны, вздорны, дерзки до Чрезвычайности, и, правду сказать, почти нельзя обращаться с “черноморами” иначе, как с матросом, потому что как редки минуты истинного счастья для человека, так редки здесь образованные люди. далее, зачем пустишь ты на ветер репутацию, которую ты заслужил в том флоте и которая даром достается, да не нашему брату».
Не будем искать в письме гриши бутакова неприятия им черноморских порядков и нелюбви к командирам. просто старший брат попросил совета у младшего, и тот, преисполненный собственной значительности, пишет ему ответ, пытаясь казаться и мудрым, и остроумным.
В морях твои дороги
А затем последовало назначение, о котором Бутаков мог только мечтать, – на шхуну «Ласточка», готовящуюся к плаванию в Грецию в распоряжение нашей миссии. Это значило, что свой экзамен Лазареву мичман сдал с оценкой «отлично» и отныне адмирал берет покровительство над ним.
Жил Гриша Бутаков, если не считая каждую копейку, то уж считая каждый рубль, это точно. Семья была большая, сестры на выданье. Их родителям надо было и учить, и одевать, и в свет выводить, где бы они могли найти подходящую партию. Что касается сыновей, то они должны были крутиться сами. Пока в Севастопольском адмиралтействе вооружали «Ласточку», Григорий проводил свободное время в Морской библиотеке, читал книги на английском и итальянском. Любознательный мичман был замечен посещавшими библиотеку старшими офицерами. Поэтому вскоре по предложению Корнилова Григория выбрали в ревизионную комиссию библиотеки. Там же в комиссии трудились и другие птенцы гнезда Лазарева – Лесовский, Попов и Шестаков.
Завидуя Бутакову, Шестаков говорил откровенно:
— Хорошо тебе, Гриша, и мир посмотришь, и прибавку к жалованью получишь.
— Хочу книг себе прикупить, там, говорят, они дешевле, чем у нас.
Переход в Эгейское море прошел без неожиданностей. Служба при миссии была не столь трудна, как у берегов Абхазии. Служба на «Ласточке» дала Бутакову хорошую практику, расширила кругозор. Домой он вернулся заметно возмужавшим и с чином лейтенанта, да и библиотеку пополнил редкими в России изданиями.
По возвращении из Средиземного моря Бутаков крейсировал у берегов Кавказа на фрегате «Флора». Затем две кампании отслужил на транспорте «Кубань», снова вернулся на «Флору». Затем новое назначение, уже на шхуну «Вестник», но не вахтенным начальником, а старшим офицером.
Затем временно командовал тендером «Струя». Это была последняя проверка перед самостоятельным назначением. Можно представить, как старался Бутаков. Именно в это время он предложил некое усовершенствование для брашпиля. Лазарев оценил инициативу «птенца» по достоинству. Сам усовершенствованный брашпиль велел пометить в зале моделей Николаевского адмиралтейства, чтобы побудить и других офицеров думать. В июне 1844 года, после двухлетней подготовки, шхуна «Вестник» наконец-то ушла в Средиземное море. На этот раз Бутаков добывал в Неаполе и Ливорно, в Риме и на Мальте, снова плавал в Архипелаге. На этот раз Бутаков познакомился с новыми портами и службой на иностранных флотах. После возвращения он в 1845 году крейсировал у берегов Абхазии на фрегатах «Флора» и «Сизополь».
Осенью 1846 года в жизни Григория Бутакова произошло событие особое – он стал командиром судна. И пусть это был крохотный тендер «Поспешный», все равно это было его первое судно! Но Григорию не повезло. В первом же плавании он посадил свой тендер на мель в Днепровском лимане. Но и это не все. Как раз в это время ударили морозы, за какие-то сутки стал лед. Пришлось лейтенанту во главе своей команды топать по льду до самого Кинбурна за помощью. Лазарев к происшествию отнесся весьма спокойно: жертв не было, а судно Бутаков спас.
На вопрос Бутакова-старшего, что теперь будет с его Гришей, Лазарев лишь похлопал старого друга по плечу:
— Ничего страшного, первый блин, он ведь всегда комом!
Следующей весной он вызвал лейтенанта к себе:
— Готов ли ты, Гриша, к новой работе?
— Готов, ваше превосходительство, хоть в Китай плыть!
— Ну, в Китай, положим, плыть без надобности, а вот по Черному морю наплаваешься вдоволь! – усмехнулся Лазарев.
Лазарев давно уже хотел всерьез заняться черноморской гидрографией и уточнить изрядно устаревший атлас. Основную часть работы выполнил известный черноморский гидрограф капитан 1-го ранга Егор Манганари, но побережье от Дуная к Босфору еще нуждалось в уточнении. Для начала Лазарев договорился с турками, которым был обещан исправленный атлас. Работа по описанию побережья была поручена сразу двум Бутакову и Шестакову. Итак, два сына двух сослуживцев адмирала были определены на гидрографические работы. Конечно же, именно их Лазарев выделил из сотен черноморских офицеров совсем не случайно. Это был шанс не только прекрасно изучить Черное море, но и вырваться вперед перед своими ровесниками. Возможно, адмиралу было любопытно и соперничество двух его «птенцов»: кто из них окажется лучше? Главное, что каждому из них был даден в подчинение тендер, и, таким образом, они отныне приобщались к капитанскому сословию. Бутаков получил под команду тендер «Поспешный», а Шестаков – «Скорый».
Перед тем как уйти в море, обоим пришлось детально ознакомиться с нюансами гидрографической съемки. Мудрый Манганари внушал:
— В нашем деле главное – тщательность и точность. Поспешность и скорость у нас не приветствуются!
Целых три года Бутаков не вылезал с морей. Впрочем, все это время он был предоставлен самому себе, над ним не было никаких начальников, и никто никуда от главного дела его не отвлекал. В зимнее время Бутаков, как всегда, много писал.
К 1849 году относится и первая публикация Бутакова в сентябрьском номере журнала «Морской сборник» статьи «Командир тендера. Несколько слов о тендерах и управлении ими». В статье Бутаков изложил собственный опыт командования тендером, наблюдения, причем в присущем ему хорошем литературном стиле: «Такой “куттер”, а по-нашему тендер, должен быть боек, ловок и легок, как мысль: вечно готовый пуститься к указанной цели, обреченный на всегдашнюю деятельность, т. е. в минуты отдыха в море он обязан быть настороже и по первому приказу вспорхнуть, как птица! Разделавшись с портом, тендер выходит рейд, но не для того, чтобы красоваться, как яхта, или ожидать посетителей (его могут даже и не заметить), а для того, чтобы быть готовым ежеминутно сорваться с цепи и лететь, куда толкнет его воля начальника». Вопреки устоявшимся мнениям, Бутаков доказывал, что на таком судне можно сниматься с якоря на желаемый галс, предлагал и свой способ ставить паруса в рекордные сроки.
Шестаков, в отличие от своего товарища, показал себя не с очень хорошей стороны и быстро охладел к нудному и долгому гидрографическому труду. В первую же кампанию он умудрился посадить на мель свой тендер, а потом все оставшееся время его ремонтировал. На следующий год объявил себя больным и уехал поправлять здоровье на воды. Бутакову же пришлось делать работу и за себя, и за своего хитромудрого товарища. Впрочем, он по причине своей добродушности в обиде не был. Наградой за трехлетнюю работу стали Святая Анна 3-й степени и чин капитан-лейтенанта. Увы, стояла осень 1850 года, последняя осень тяжелобольного Лазарева. Работу Бутакова принимал уже ставший начальником штаба флота Корнилов, работой он остался вполне доволен. В следующий год гидрографический департамент Морского министерства издал «Лоцию Черного моря с 36-ю литографированными планами портов». Если бы в своей жизни Бутаков сделал лишь это, то и тогда его имя должны были помнить потомки.
Получил Бутаков награду и от императора Николая – перстень с бриллиантом. Эту награду он ценил весьма высоко всю свою жизнь. На одной из последних своих фотографий Бутаков запечатлен в полной адмиральской форме при всех регалиях, на пальце правой руки хорошо различим массивный перстень – его первая персональная императорская награда.
Помимо основной службы Бутаков в это время много пишет. В 1845 году он переводит с английского книгу «Взгляд на гавани, доки, судоходство и пр. Соединенных Штатов Северной Америки». Тогда же он начинает сотрудничать с «Морским сборником». Так много, как Бутаков, тогда никто не писал. Лейтенант был просто одержим сочинительством. За какие-то два года – четыре статьи. Среди них «О компасе с наклонной стрелкой» и «Об управлении тендерами», переводит с английского чрезвычайно полезную для корабельных офицеров брошюру «О свойствах тросов и цепей».