Герои русского броненосного флота
Шрифт:
— Если это Амастро, то обнаруженная нами эскадра – нахимовская, которая находится там, где и должна находиться – к осту от Амастро. Ну, пароход, скорее всего, – это наша «Бессарабия», которая и должна быть сейчас при Нахимове.
— А если открывшийся мыс не Пендераклия?
— Тогда и этот пароход не «Бессарабия»! У Пендераклии «Бессарабии» делать нечего!
— «Бессарабия» имеет всего двести двадцать сил, против наших четырехсот, так что особого труда догнать ее не будет! – высказал свое мнение Бутаков.
Корнилов пытался разглядеть рангоут и трубу парохода. В дымке они все еще плохо просматривались.
— Неужто в самом деле «Бессарабия»? Эка жалость!
— К эскадре мы всегда подойти успеем, так что правьте на пароход! – обернулся он к Бутакову.
— Лево руля! – скомандовал тот. – Рулевой, править на дым!
— Есть лево руля, править на дым! – отозвался скороговоркой рулевой унтер-офицер, с силой вращая тяжелое штурвальное колесо.
Минуло еще три четверти часа, когда стало очевидно, что на пароходе заметили преследователей. Неизвестный пароход резко изменил курс, направившись к берегу.
— Кажется, нас заметили!
— И приняли за турок, ишь, к берегу повернули!
— Пора идти на пересечку? – посмотрел на вице-адмирала командир пароходофрегата.
— Конечно! И поднимите опознавательные флаги! – велел Корнилов.
Прошло несколько томительных минут. Убегающий пароход никак не реагировал на запрос.
— Почему не отвечают! – хмурился Корнилов. – Поднимите русский флаг!
Когда флаг подняли, на пароходе произошло какое-то оживление.
— Кажется, поднимают ответный! – сказал, не отрываясь от зрительной трубы, адъютант Железнов.
— Это турецкий флаг! Это турок! – не сговариваясь, выкрикнули через несколько мгновений Железнов с Бутаковым.
— Ну, что я говорил! – хмыкнул, повеселев, Корнилов. – Не зря, значит, гнались. Командуйте, Григорий Иванович, к бою! – велел он Бутакову. – Турок не должен от нас уйти!
Пуская густые шапки дыма, «Владимир» лег на пересечку курса неизвестному пароходу. Однако последний внезапно развернулся и, дав полный ход, пошел в отрыв.
Вице-адмирал опустил зрительную трубу:
— Нам представилась удача пополнить флот еще одним пароходом! И мы своего шанса не упустим! Правьте на дым! И прибавьте хода!
«Владимир» начал быстро сближаться с неизвестным пароходом, и к восьми утра были уже видны его рангоут и труба. Пароход, преследуемый «Владимиром», начал попеременно менять свой курс, то направляясь к берегу, то удаляясь в море.
Когда на нашем пароходе были в четверть десятого подняты рангоут и Андреевский флаг, неизвестный пароход принял вызов. Он поднял турецкий флаг и повернул прямо на «Владимир».
— Ого! – обрадовались наши. – Турки-то нынче как осмелели – сами в драку лезут! Придется проучить!
Тем временем турки, наконец, разобрались, кому они бросили вызов, и прыти у них поубавилось. «Владимир» явно превосходил их и в мощности машины, и в силе оружия. Капитан турецкого парохода резко изменил курс, но было уже поздно. Всем было ясно, что боя не избежать.
Спустя час «Владимир», дрожа всем корпусом, как в лихорадке, уже настигал беглеца. Кочегары падали от изнеможения. Давление пара держали предельным, и стрелка манометра дрожала давно на красной отметке.
— Турецко-египетский пароход «Перваз-Бахри»! – безошибочно определил Григорий Бутаков. – Предупредительный под нос!
Выстрел… и первое ядро легло у форштевня неприятельского судна. Это был сигнал остановиться! Однако предупреждение действия не возымело. Напротив, «Перваз-Бахри» пошел в отрыв.
— Второй предупредительный! – хладнокровно скомандовал Бутаков. – Постараемся по возможности избежать кровопролития!
На второй выстрел неприятельский пароход ответствовал полновесным бортовым залпом. Неприятель ответил на это залпом всего борта, но все ядра перелетали через наш пароход. Так начался первый в мировой истории бой паровых судов – бой, навсегда вошедший в летопись русской морской славы!
Опытным глазом Корнилов сразу оценил вооружение противника. На «Владимире» было на одно орудие больше, кроме того, он имел и три бомбических 68-фунтовых орудия, так что сила его залпа была значительна. Однако бой есть бой, и во время его случается всякое…
Наш огонь, не в пример туркам, отличался меткостью, и уже один из первых снарядов сбил с турецкого парохода флагшток с флагом, который скоро, впрочем, был заменен другим.
Стараясь нащупать слабые места противника, Бутаков с первых минут сражения непрерывно маневрировал. Вице-адмирал Корнилов, полностью доверяя командиру пароходофрегата, в ход боя не вмешивался. Командир «Владимира» распоряжался как на учениях, успевал следить за всем.
— Виктор Иванович! – кричал он в упор артиллерийскому офицеру Борятинскому. – Пора бы уж перейти на поражение!
Словно в ответ на недовольство командира, очередной снаряд «Владимира» сбил на турецком судне флагшток с флагом.
— Вот так и продолжайте! – махнул рукой артиллеристам Бутаков.
Окутываясь клубами черного порохового дыма, два парохода медленно крутились один подле другого. Умело уклоняясь от «Перваз-Бахри» и нанося ему в то же время ощутимые удары, Григорий Бутаков быстро определил, что вражеское судно не имеет орудий ни на носу, ни на корме. Капитан-лейтенант тотчас велел развернуть два 68-фунтовых орудия в нос и занял позицию в кильватер противнику. Теперь русские ядра продольным огнем буквально вычищали палубу турецкого парохода, производя в ней огромные разрушения. Сам Григорий Бутаков, зорко следя за действиями турецкого капитана, предусмотрительно пресекал все попытки вывести «Перваз-Бахри» из-под огня.
Турки сражались отчаянно, но русские моряки противопоставили им великую решимость и мужество. Не сразу, но постепенно наши стали одолевать.
Сам Бутаков вспоминал впоследствии о своих действиях так: «Увидев, что противник мой не имеет кормовой и носовой обороны, я направил два 68-фунтовых орудия по направлению своего бушприта и стал держать ему в кильватер, уклоняясь понемногу в одну и другую сторону, чтобы удобнее было наводить одну и другую по очереди. Когда же он, чтобы иметь возможность навести свои бортовые орудия, старался принять направление поперек моего курса, я уклонился в ту же сторону и громил его пятью орудиями своего борта».