Герои русского парусного флота
Шрифт:
Состряпанное Бухариным дело рассыпалось на глазах, но тот всё продолжал упорствовать. Когда ж его спрашивали, почему он считает, что золото закопано на острове, то капитан 2-го ранга на полном серьёзе отвечал:
— Так всегда разбойники поступают, я про то в книжке читал!
Выпускать Хвостова с Давыдовым Бухарин уже боялся. Штурмана с матросами — эти не в счёт, а от лейтенанта с мичманом, которые в столице всем известны, уже ничего не скроешь. За клевету и утеснения, им учинённые, можно не только должностью поплатиться. А потому решил Бухарин офицеров из острога живыми не выпускать. Мёртвые молчат крепко!
Два месяца отсидели в охотском остроге Хвостов с Давыдовым,
— Вот что, Гаврюша, сдаётся мне, что живыми нас отсюда Бухарин не выпустит, а потому пока ещё есть силы, надо в побег кидаться!
Сказано — сделано! Офицеров в Охотске уважали. Удаль и храбрость всегда привлекают к себе. В условленное ночное время засовы темницы отворились. Чтобы отвести подозрение от помогавших им стражников, Хвостов тут же наскоро написал на клочке бумаги записку, что последние были усыплены опием. Верные матросы снабдили беглецов сухарями, одеждой, ружьями. А потом, не теряя ни минуты, — в тайгу.
Историк пишет: «Горожане снабдили беглецов одеждой, обувью, сухарями и двумя ружьями. С такой убогой экипировкой им, истощённым длительным бесчеловечным заточением, предстояло пройти до Якутска — ближайшего населённого пункта — около 700 километров. Поразительно, но они проделали этот путь — зимой, по горным кряжам, нехоженым лесам и болотам (надо было запутать следы), то впадая в отчаяние, то вновь обретая волю к жизни. Последняя оказалась сильней».
Если бы в своей жизни наши герои ничего более не совершили, кроме этого небывалого в истории Охотска побега, то и тогда их имена были бы достойны памяти! Ведь от Охотска до Якутска почти семьсот вёрст. И это по зимней тайге, по бездорожью, преследуемые погоней! Можно только представить, чего стоил друзьям этот отчаянный бросок навстречу свободе. Не раз они были на волосок от смерти, но воля к жизни всё же всякий раз оказывалась сильней. Вот и Якутск. Но избавления беглецы здесь не нашли. Уже извещённый Бухариным местный начальник тотчас арестовал измождённых офицеров. Бить их здесь, правда, уже не били, а, бросив в арестантскую кибитку, повезли дальше в Иркутск к сибирскому губернатору Пестелю (отцу декабриста) для окончательного разбирательства. В Иркутске начались новые допросы, что да как, заставили писать и бумаги объяснительные. Неизвестно, чем бы всё кончилось, но неожиданно пришло письмо от морского министра Чичагова: следовать обоим в столицу и препятствий в том никому не чинить. Наконец-то смогли Хвостов с Давыдовым отдышаться и отправиться в новый неблизкий путь. Чем-то встретит их Санкт-Петербург, что ждёт их там? Об этом они могли пока только гадать.
ПОД СВИСТ ЯДЕР
Лейтенанта Хвостова и мичмана Давыдова привезли в Санкт-Петербург в мае 1808 года. Позади остались почти четыре года странствий и плаваний. Нынешняя встреча разительно отличалась от той, какая была оказана покорителям Великого океана в первый раз. Тогда офицеров буквально носили на руках, теперь до них никому не было никакого дела. Россия только что пережила шок и позор Тильзита, и дела восточные никого ныне в столице не волновали.
Впрочем, через некоторое время после приезда Хвостова с Давыдовым всё же вызвал к себе министр коммерции Румянцев. Выслушав рассказ, все деяния оправдал, заметив, однако, что все недоразумения проистекли в их деле от того, что «они находились в невозможности объяснить противоречий в данных им предписаниях».
После возвращения с Дальнего Востока моряки оказались между Сциллой и Харибдой, между двумя государственными ведомствами. Министром коммерции графом Румянцевым
Император Александр отнёсся к Хвостову с Давыдовым вполне благосклонно и, бумаги их мельком глянув, сказал:
— Дела японского сим бравым офицерам в вину не ставить!
Казалось бы, теперь-то всё должно было быть в полном порядке, да не тут-то было! Жалобы Хвостова с Давыдовым на жестокое обращение с ними начальника Охотского порта капитана 2-го ранга Бухарина легли на стол к адмиралу Фондезину. Известный казнокрад и трус, снятый с должности за позорное поведение во время знаменитого Гогландского сражения (в котором отличился Хвостов!), он ныне прекрасно чувствовал себя в высоком кабинете. Почему Фондезин столь яростно обрушился на наших героев, непонятно. Вполне возможно, что, будучи большим взяточником (за что в своё время даже привлекался к суду!), он имел какие-то подарки от Бухарина, благо пушнины в тех краях всегда хватало. А может, чем-то не понравились адмиралу и сами офицеры, уж слишком гордые на вид и дерзкие на язык. Как бы то ни было, но Фондезин их жалобе хода не дал, а заявил, что сами офицеры и виноваты в своём аресте.
— Как я понимаю бедного Бухарина! — восклицал адмирал, тряся толстыми брылями своих щёк. — О, как я его понимаю! Этим проходимцам палец в рот не клади, откусят вместе со всей рукой!
По его приказу кинулись искать жалобщиков, то ли для ареста, то ли для дорасследования, а их уже в столице и след простыл.
— Сбежали, такие-разэтакие! — разозлился Фондезин. — Подать их в сыск!
13 ноября 1808 года Фондезин внёс предложение «предать лейтенанта Хвостова и мичмана Давыдова военному суду». Но адмирала быстро поправили:
— Ежели есть высочайшее повеление дела в вину не ставить, какой может быть суд?
Впрочем, Хвостову с Давыдовым тут же намекнули, что в столице их нахождении не слишком желательно.
Пока друзья обретались на краю мира, в Европе снова началась череда войн. В очередной раз принялись выяснять отношения и Россия со Швецией. Решали, кому обладать Финляндией. В августе 1808 года одиннадцатитысячный корпус генерала Каменского перешёл в наступление и в целой серии сражений (при Куортане, при Салми и при Оровайсе) нанёс поражение главным силам шведов. Попытки шведского флота высадить десанты в районе Або были отражены отрядом генерала Петра Багратиона.
О присутствии двух знаменитостей в столице узнал командующий Финляндской армией граф Буксгевден, который вёл тогда тяжёлые бои со шведами в заснеженных лесах Карелии, и попросил отдать храбрецов ему.
— Мне такие сорвиголовы сейчас вот как нужны!
В министерстве лейтенанту с мичманом сказали так:
— Ну, а коли вы такие храбрецы, то самое вам время показать себя в драке со шведом!
— Да и покажем! — пожали плечами Хвостов с Давыдовым. — Экая невидаль — снова подраться!
— Тогда вот вам предписания и отправляйтесь на озёрную флотилию к капитану 1-го ранга Селиванову!
Оба начальствовали канонерскими лодками, да дрались так, что шведы издали, завидев их вымпела, тут же поворачивали восвояси. Канонерки свои звали по старинке «Юнона» да «Авось», в память о делах своих тихоокеанских. В одной из схваток Хвостов был серьёзно ранен, но не покинул палубы своей канонерки, пока враг не был повержен. В другой раз отряд из полутора десятка лодок под началом Хвостова случайно наткнулся на троекратно превосходившие шведские силы.