Герои Таганрога
Шрифт:
— Жид? — спросил тот.
— Нет. Я не еврей.
— А почему Левка?
Костиков устало вздохнул, пожал плечами.
— Комсомолец?
— Да! Член Всесоюзного Ленинского Коммунистического Союза Молодежи.
— Ишь, какой разговорчивый! Где листовки печатали?
— Этого я не скажу.
— Кто дал тебе задание собирать бандитскую организацию?
— Никто не давал задания. Сами решили.
— Патриоты, значит? — насмешливо спросил Стоянов.
— Да, — коротко ответил Костиков.
Стоянов подумал, медленно покачал головой.
— Нет, патриоты на фронте дерутся, — сказал он. — А вы здесь в немецком тылу под мамкиными юбками остались. Думаете, вас за это Советская власть помилует?
Костиков промолчал.
— Ну так вот что, поиграли и хватит. Теперь у вас всех одна дорога. На Петрушину балку. Но ты парень толковый. Нам такие нужны... Расскажешь, чье задание выполнял, кто вас подбил организовать банду и снабжал листовками, останешься цел. Ну как, по рукам?
Костиков посмотрел на руки Стоянова, брезгливо поморщился и отвернулся.
— Жаль мне тебя, — сказал Стоянов. — Дураки вы. Восемнадцать щенков против такой силы поперли. На что надеялись?.. Комсомольцы! Вон Кашкин тоже комсомольцем был, — кивнул он на застывшего у двери дежурного полицая. — Так, что ли, Кашкин?
— Не, господин начальник, меня не приняли, — испуганно признался тот.
— И правильно сделали, — бросил Костиков. Он уже успел успокоиться, взял себя в руки.
— Ну ладно, побеседовали — и хватит, — сказал Стоянов и, подойдя к столу, достал толстую резиновую плетку. — На вопросы отвечать будешь?
— Нет! — твердо проговорил Костиков.
Стоянов приблизился и стал неистово стегать арестованного по голове, по плечам, по лицу. Плетка со свистом рассекала воздух. Прикрыв голову руками, Костиков продолжал стоять.
— Скажешь! Скажешь! Скажешь! — приговаривал Стоянов с каждым ударом. Наконец он в изнеможении опустил плеть.
Костиков молчал. На его щеках и на лбу вздулись малиновые рубцы, под правым глазом расплывался огромный синяк.
— Разрешите мне, господин начальник? — попросил Петров, молча наблюдавший эту картину.
— Валяй, попробуй. — Стоянов кивнул Петрову на резиновый шланг, лежавший на подоконнике.
Но тот подошел к столу, взял клятвы, листовки «Вести с любимой Родины» и подошел к Костикову.
— Вот эти клятвы, в том числе и ваша, обнаружены у вас во время обыска. Узнаете?
Костиков устало кивнул головой.
— А эти листовки обнаружены у вашего товарища, у Морозова. Кстати, вот и его клятва. Значит, это вы и ваши люди распространяли листовки по городу?
Костиков продолжал молчать. Его снова начал бить мелкий озноб. Правый глаз совсем заплыл.
— Вашу банду мы всю выловили. Вы это знаете, — продолжал Петров. — Эти клятвы, листовки и оружие — достаточные улики, чтобы сейчас же отправить всех на Петрушину балку.
— Что же вам еще от меня нужно? — тихо спросил Костиков.
— Фамилии тех, кто руководил вами, от кого вы получали задания. Только чистосердечным признанием вы можете искупить свою вину. О ваших показаниях никто не узнает. Если же вы будете упорствовать, мы сообщим вашим друзьям, что вы лично передали нам эти комсомольские клятвы. И, представьте себе, нам поверят. Ведь клятвы-то налицо, и хранились они у вас... Так стоит ли упорствовать, стоит ли заставлять нас прибегать к крайним мерам?
— Хорошо! Я сознаюсь... Я сам, по своей личной инициативе создал подпольную группу, в которую вовлек знакомых ребят. Это я заставил их написать клятвы и призывал бороться с оккупантами...
— Вот и прекрасно! — воскликнул Петров, придвигая Костикову стул. — Садитесь, пожалуйста. А я запишу это в протокол. — Он подошел к столу, сел в кресло Стоянова, достал ручку и принялся быстро писать.
— Кто же печатал листовки? Где находится пишущая машинка? И какие цели вы перед собой ставили? — уже мягче спросил Стоянов.
— Цели ясные. Они записаны в клятве. Бороться с немецкими оккупантами.
— Кто руководил вашими действиями?
— Я... сам.
— Кто печатал листовки?
— Я.
— А где машинка?
— Уничтожил. Негде было хранить.
— Та-а-ак, — протянул Петров и положил на стол ручку.
— Я вижу, что хорошего разговора у нас с тобой не получается. А ну, Кашкин, выдай ему за то, что тебя не приняли в комсомол, — распорядился Стоянов.
XV
Петр Турубаров благополучно ускользнул от своих преследователей. Несколько пуль, посланных ему вдогонку, просвистели над самой головой. Миновав множество проходных дворов, перелезая через плетни и заборы, он оказался возле Одиннадцатого переулка. Здесь неподалеку в доме № 39 жила подпольщица Валентина Кочура. Боясь нарваться на ночной патруль, Петр не стал больше испытывать судьбу и решил укрыться у нее в доме.
Дверь отворила сама Валя. После недолгих расспросов она поняла, в чем дело, и спрятала Петра в погребе под домом. Здесь хранились продукты и немного сена.
С первыми лучами солнца Валентина по просьбе Петра сбегала к Василию Афонову и предупредила его об аресте молодежной группы Турубарова. А вечером, когда стемнело, и сам Василий вместе с Вайсом навестили Петра.
Все трое были взволнованы. Никто из них не знал, удалось ли Николаю Морозову бежать от полиции. Но, судя по тому, что за весь день он не сообщил о себе, дела были плохи.
— Неужели схватили? — глухо проговорил Вайс.
— Сейчас я в этом уже не сомневаюсь. Иначе он давно бы дал о себе знать, — сокрушенно сказал Василий и через минуту добавил: — Теперь не об этом речь. Городское подполье спасать нужно.