Герои зоны. Пенталогия
Шрифт:
Кислота, что ли?..
Меня вывернуло. Я упал на колени, потом – на четвереньки. И это спасло меня. Те, кто пытался в полный рост бежать от ядовитых выбросов, вдыхали куда большую дозу отравы и падали замертво. Удушающее облако колыхалось надо мной, сквозь это марево гарпии – одна, вторая… десятая – выглядели несерьезными призрачными тенями.
– Куда собрался? – Меня схватили за ногу. – За нами давай!
Отпустив меня, Рыбачка пополз прочь попластунски. От него не отставала моя бывшая супруга. Смотрите, как прикипела к Гордею! Эдак скоро свадебку справим… Чуть ли не вспахивая носом асфальт и стараясь дышать
Ползти неведомо куда, зная, что в любой момент тебе на спину может плеснуть кислота, или надышишься токсичных испарений, или угодишь на шипы «блина», а то и все комплексно – это как в старые добрые времена, когда я рисковал жизнью ежеминутно, если не чаще. Я точно вернулся на радиоактивную, кишащую монстрами землю моей молодости [9].
Слышались крики, выстрелы. Я едва не стал жертвой «блина», когда меня догнал палач. Дернув за ремень, он не позволил сделать из меня мясной колобок.
– Ты мне еще нужен живой, сволочь! Я с тебя живого кожу драть буду! Я… – он побагровел то ли от ненависти, то ли испарений надышался.
– Слышь, палач, а чего ты на меня так взъелся? Рожа моя, что ли, не понравилось? Или изо рта у меня пахнет хреново? Так я пластическую операцию делать не буду, но жвачку купить могу.
– Что?! Ты, грешник, еще смеешь…
Да, я смел. Еще как смел. И красив заодно, и благороден. Ну, по крайней мере мне приятно в это верить. И потому прямо тут и сейчас у нас состоится беседа по душам. Да, не ко времени и не к месту. Но надо выяснить наконец, кто мы – заклятые враги или мужчины, у которых есть проблемы? Изрядно нервирует, когда спину прикрывает человек, люто тебя ненавидящий. Удовольствие это экстремальное, на любителя.
Над нами пролетела эскадрилья гарпий. Выстрелили мы одновременно, но если и попали, то не причинили тварям значительного вреда.
– Ты, грешник, руководил незаконной вооруженной группировкой, терроризировавшей мирных жителей Киева во время Всеобщей Войны Банд, а теперь…
– Нет.
– ЧТО?! – Глаза палача под линзами очков так выпучились, что вотвот лопнут.
– Нет, не руководил. Я вообще в Киеве не был никогда. Красивый город? Думаешь, надо на экскурсию съездить?
Не знаю, чем Заура разозлили мои невинные вопросы, но я уж подумал, что он меня прямо тут и убьет. То есть попытается это сделать, забыв о шантаже Ронина и о том, что я – персона неприкосновенная до самого разгрома сектантского гнезда.
Мы проползли еще несколько метров.
– А как же тот грешник, у которого щека была порвана? Бабуин? Ты ведь с ним знаком! – палач схватил меня за руку, а при нашем способе передвижения это было все равно, что подставить мне подножку. Я уткнулся щекой в асфальт.
– Это не то знакомство, дружище, которым можно гордиться. Да и что с того?
– Бабуин перед смертью сообщил мне: бандой, устроившей резню на Крещатике, руководил ты, Край!
Я хмыкнул и ускорился – Рыбачка и Милена пропали из виду.
На кой мне вообще доказывать, что я ни разу не посещал столицу нашей Родины? Это все равно, что говорить
Рядом загрохотали выстрелы, посыпались на асфальт автоматные гильзы. Сначала в удушливой дымке возникли красные шаровары, а потом я разглядел ботинки, едва не оттоптавшие мне руки. Палач и я, не сговариваясь, схватили байкераказака, повалили его на асфальт. У бедолаги из глаз и носа, из ушей и рта текла кровь, он бормотал чтото, но я разобрал только жалобы на темноту вокруг и полнейшую тишину. Черт, поражены органы чувств, одним бойцом в банде Рыбачки стало меньше – казак жив, но сражаться не может. Следовало бросить его здесь, а самим выбираться, но ни я, ни палач этого не сделали – потащили упирающегося парня с собой, предварительно отобрав у него оружие и мешочек с болтами.
Мы то и дело натыкались на трупы байкеров. Одни тела проело кислотой насквозь, растворились даже кости, над другими потрудились «блины». Я затрудняюсь определить, что выглядело отвратительней.
Такие потери! А ведь мы еще на подступах к Парадизу!
Наземный вестибюль станции метро вынырнул из дымки, точно островок нормальности в напрочь свихнувшемся мире, окружавшем нас. Ядовитые испарения, гарпии, «блины»… Одного такого шипастого разнес в клочья Рыбачка, высунувшийся из вестибюля.
– Сюда! – крикнул он. – Здесь дышать можно!
На звук среагировала крылатая тварь, черной тенью вынырнула из тумана. Милена встретила ее очередью из АК103. Кувыркнувшись в воздухе, тварь врезалась в крышу над входом в метро. У самого вестибюля тумана уже не было – до этого момента, ибо «клизма» сбитой гарпии лопнула, и содержимое выплеснулось фонтаном…
Набрав в легкие побольше воздуха, последние метров десять мы пробежали.
Стекол ни в дверях, ни между опорами, конечно же, не было, зато сохранилась табличка с надписью желтым на синем фоне: сверху «МЕТРОБУДІВНИКІВ», чуть ниже «METROBUDIVNYKIV» и «ім. Г.І. Ващенка» – третьей строкой. Все это я увидел перед тем, как ввалился под навес. Пробежку нашу прикрывали огнем из четырех стволов сразу – к Милене и Рыбачке присоединились двое парней, «индеец» и «японец».
Хрустнули под ногами осколки.
– Это все, кто спасся? – палач и я положили на ступеньки казака. Я попытался нащупать пульс – увы, парень отмучался. Надрывая жилы, мы тащили труп.
Ответа я не дождался. Рыбачка перезаряжал дробовик. Милена стреляла по всему, что мелькало в дымке на уровне пары метров и выше. Теребя перо в волосах, «индеец» задумчиво рассматривал лук казака. А «японец» опять начал выспрашивать у палача, где они раньше виделись.
– Надо прорываться к стадиону! – я схватил Гордея на плечо.
– Ёмаё! – Гордей Юрьев поднял на меня полный тоскливой ярости взгляд. Мол, это ты, Край, во всем виноват, это изза тебя я в Вавилон приехал, а теперь мои парни мертвы. – Какое, на хрен, прорываться?! Ты чего, Край, надышался дряни этой?! Ослеп?! Не видишь, что там, – Рыбачка мотнул головой, указывая на туман, – нам всем хана?!
– Вниз надо, – подал голос палач. – Раз Господь направил нас сюда, то…
– Дружище, нельзя вниз! – запротестовал я. – Там наверняка погибнем! Метро уже много лет не работает. Сначала станции использовали как свалку, а потом… Потом это стало слишком опасно.