Герои. Другая реальность (сборник)
Шрифт:
– Точно так-с, – отозвался Гнедич. – Вы хотели бы заключить со мной долгосрочный контракт на распространение замечательной книги господина Нефёдкина «Боевые колесницы и колесничие древних греков»? На складе ее еще довольно.
– Э-э-э... да. То есть нет. Видите ли, дело в том, что я пишу... как бы это поточнее сказать... в некотором роде стихи, что ли...
– Крайне сожалею, сударь, мое издательство называется «Петербургское востоковедение» и не публикует современных отечественных пиитов, –
– Но, возможно, вы с вашими обширными литературными связями могли бы посоветовать мои тексты в какой-нибудь журнал?.. – с отчаянием в голосе хватался за последнюю соломинку корнет. – Или... способствовать, так сказать... публикации в каком-либо издательстве...
Гнедич с тоскою посмотрел на свой отставленный бокал с пивом.
– Хорошо, любезный, вот вам моя визитная карточка, – решился он, поняв, что вежливо отшить юнца не удастся. – Пришлите мне по электронной почте свои экзерсисы, и я, не исключено...
– Так у меня все с собой! – радостно сообщил юный пиит. Он сунул руку за пазуху и с остервенением стал выдергивать из внутреннего кармана кителя некий артефакт, зацепившийся за подкладку. Наконец глазам литераторов за столиком предстала тонкая ученическая тетрадь, сложенная вдоль. – Вот, – произнес офицер, с вежливым полупоклоном подавая ее Гнедичу. – Троды плудов, так сказать. Ой, то есть плоды трудов. Извините. Искренне надеюсь, что вы изыщете некоторое количество времени, дабы, так сказать, ознакомиться и споспешествовать начинающему поэту... э-э-э...
Николай Иванович с сомнением посмотрел на предлагаемый ему артефакт. Было совершенно ясно, что тот не вызывает у него ни малейшего доверия.
– Ну, полно играть в буку, Коля, – мягко произнес Гоголь. – Смотри, какой милый мальчик. Полистай хотя бы приличия ради.
Гнедич покорно, но не без некоторой брезгливости принял потертую тетрадку и развернул ее.
– Писатель сел, невольник чести, – скучным голосом безо всякого выражения зачел он вслух. – Сел, оклеветанный молвой. Это вы, простите, про господина Лимонова, что ли?
– Так точно-с, – с готовностью подтвердил корнет.
– Эдичка-то уже давно на свободе, – между прочим заметил Гоголь, заглядывая в свой бокал с пивом.
Незнакомец заметно смутился.
– Я знаю, знаю, но это как символ... Символ... э-э-э... отсутствия демократии и... э-э-э... борьбы. – Он окончательно смешался. – Я был крайне возмущен тем, как режим расправился с видным отечественным литератором, героем нашего времени. Возможно, ему будет приятно знать, что в обществе у него есть... э-э-э... сподвижники, что ли...
– Да, разумеется, – сказал Гнедич, закрывая тетрадку. – Эдичка умрет от счастья. Может быть, ты посмотришь, душа моя Александр Сергеич? Это скорее по твоей части.
– Так вы Пушкин? – обрадовался незнакомец. – Редактор «Нашего современника»? То-то я смотрю, знакомы мне ваши бакенбарды!.. Это же вы были у Малахова в последней передаче с Борисом Моисеевым и Светланой Конеген?..
– Грешен аз, – согласился Пушкин. – Вы позволите?.. – Он деликатно указал на тетрадку.
– Конечно, конечно! Буду крайне рад. Считаю, что мне необычайно повезло...
– Да вы присаживайтесь пока, любезный...
– Миша.
– Присаживайтесь, любезный Михаил. Закажите себе пива.
– За счет Николая Ивановича, насколько я понимаю? – флегматично осведомился Гнедич.
– Ясное дело, – подтвердил Гоголь. – Или ты оставил в редакции золотую тинькоффскую карточку?
– Я скорее голову оставлю, – философически произнес Гнедич.
Под тихое Мишино бормотание «Если вы мне скажете, что вы Гоголь, я вообще с ума сойду!» Александр Сергеевич неторопливо просматривал тетрадку.
– Тучки небесные, вечные странники... Гм. Какое-то, простите, салонное жеманство... А он, мятежный ищет бури... Да, вот это действительно хорошо. Мощно, свежо, хотя определенно навеяно Горьким... А вот тут дрянь, – Пушкин отчеркнул ногтем место в рукописи и показал молодому поэту. – И вот тут. Видите, идет рассогласование глаголов, и от этого рушится весь ритмический рисунок. И аллитерация ужаснейшая. И вот здесь – однако, фраза! Вы ее сами попробуйте вслух прочитать!.. – Он посмотрел на Мишу и осекся. – Извините, ничего, что я так рублю наотмашь?
– Нет-нет, это как раз очень полезно для начинающего автора, – проговорил офицер, хотя уголок его рта начал явственно подергиваться от тщательно скрываемой обиды.
– А вот здесь что за точечки? Почему не хватает одной строки?
– Мне казалось, что это придает необходимый байронизм...э-э-э... свободомыслие... – Михаил бросил искоса взгляд на внимательно наблюдавшего за ним Пушкина и в очередной раз стушевался. – Короче, не могу я подобрать нужные слова, – нехотя признался он. – Не идут, и всё, беси.
– Желаете стать вторым Байроном? – строго поднял бровь Пушкин.
– Нет, я не Байрон, я другой!.. – Офицер испугался, что сейчас ему укажут на дверь.
– Да, Байрона нам сильно не хватает... – пробормотал Пушкин, задумываясь.
– Никто его не гнал в Югославию, – сухо заметил Гоголь. – Стрингеров там и без него было довольно. А мы потеряли знамя поколения.
– Николя, не говори мерзостей... – Пушкин побарабанил длинными ногтями по столу. – Послушайте, любезный Михаил, а если закончить так: «Я думал, чувствовал, я жил»?..