Героический режим. Не для героев
Шрифт:
— Чего? — промычал я, с трудом открывая глаз. Впрочем, толку с этого было немного — в землянке было темно.
— Четыре часа прошло, твоя очередь.
— А…
Какие, чёрт, четыре часа? Я только что уснул. Какое…
— А-а-а…
Я сел. Катя посапывала, прижавшись к стене. Шустрик нависал надо мной тенью. Чёрт, как хочется спать…
— Жарко, — пробормотал я.
— Там вода. Вставай уже.
Я послушно встал и поплёлся к бадье с водой. Напившись, я тупо уставился вникуда, раздумывая, лечь ли мне прямо на пол.
— Не спи!
— А-а-а…
Я уселся на табурет, стоящий напротив двери. Медленно, но сон всё-таки отпускал. Чуть-чуть повысились параметры, но они всё равно были ниже базовых. Я потёр целый глаз, потом потыкал пальцем в выбитый. Рана зарубцевалась, боли уже не было. Чёрт, какой он плоский… Хотя, чему удивляться — глазного яблока-то нет. Захотелось встать и сходить выколупать глаза у трупов. Нахлынувшая Злоба разбудила меня окончательно.
Посидев минут пятнадцать, я решил осмотреться. Перед сном я слишком устал, чтобы вообще на что-нибудь обращать внимание.
Темно, чёрт. Едва горящий факел у двери да угли, мерцающие сквозь неплотную затворку печи, — вот и всё освещение. Удивительно, но этого мне было достаточно.
Обстановочка, откровенно говоря, так себе. Шесть табуретов, стол, два лежака, грубо сколоченный деревянный шкаф. Ну и очаг в у противоположной стены, между лежаками. Всё это в землянке четыре на пять метров.
Шустрик уже храпел, и я решил провести инвентаризацию наших трофеев. Кроме хлеба и варёной моркови на столе лежало несколько кусков мяса неопределённого происхождения. Бурдюк с вином, из которого пили мобы, мы прикончили ещё за ужином. Захваченное оружие — дерьмо, выбросить не жалко. А вот в шкафу я нашёл два бурдюка с брагой. Здесь было два отдела. В нижнем лежали овощи с брагой. В верхнем опять-таки вяленое мясо и три приличные грозди просоленной до скрипа на зубах сушёной рыбы.
Морщась, я запил рыбу водой. Вероятно, ещё часов пять назад она бы показалась мне очень вкусной. А заедать её пришлось бы снегом с тропинки. Так что даже такая гадость нам пригодится.
Я тихо простучал деревянные стены, потопал по полу. Вроде бы никаких тайников. Жаль.
Побродив по халупе, я уселся на табурет. Делать всё равно больше нечего.
Интересно, как Шустрик узнал, что прошло четыре часа? Стоило подумать об этом, и я с полной уверенностью осознал, что прошло двадцать шесть минут. Так, будто в голове тикали часы. После такого опять можно решить, что мы в игре, а вокруг не люди, а мобы. Увериться, что я — кучка пикселей, которой не забыли встроить в башку часы.
Я не думал об этом уже долгое время. Впрочем… игра это или настоящий мир (невероятно и то, и другое), я здесь живу.
Через тринадцать минут я сходил, чтобы ещё раз напиться. Жарко, охрененно жарко. Когда мы пришли, помнится, здесь было довольно прохладно. Значит, разбойники с ведьмами пришли сюда незадолго до нас. Куда они уходили? На разведку? Или только пришли сюда? Скорее, первое, ведь ведьмы пришли на острова с юга. Это даже хорошо. Для меня. Я смогу убить ещё сколько-то тварей, мстя за свой глаз.
В любом случае, часовой обязателен. Возможно, шестой табурет не запасной, а значит его хозяин — или хозяйка — могут прийти в любой момент.
От нечего делать я убрал всё со стола в шкаф. Я собирался уже занять табурет, как что-то зашуршало позади. Вздрогнув, я схватился за кинжал и обернулся.
— Чего спать мешаешь? — пробормотала Катя. Она сидела на лежаке. — Шуршишь здесь, как мышка.
— Извини, — прошептал я.
— Да ничего. Всё равно пить охота.
— Вода здесь.
Катя жадно напилась.
— Жарища, блин, — шепнула она.
— Угу. Спи, я больше не буду шуршать.
Друидка зевнула, прикрывая ладонью рот, и энергично помотала головой.
— Не хочу. У меня привычка в два присеста спать. Поспишь, побродишь, потом опять спать. Обычно ночью я вторая на часах и стояла. Странно, что Шустрик не меня разбудил.
— Вы устали.
— Не больше, чем вы. Или в тебе говорит старый прожжённый сексист?
Я усмехнулся.
— Вообще-то, бабы повыносливей будут. И с кровопотерей лучше справляются.
Приблизившись, Катя ткнула меня кулачком в живот.
— Вот так и почувствуй себя слабой женщиной. Вина больше нет? Для сну мне…
— В шкафу.
Катя вытащила бурдюк и сделала из него приличный глоток.
— Крепкая, зараза. Хочешь?
— Нет, усну.
— А я тебе не дам. Ты же Ваську будить собирался?
— Угу.
Я принёс друидке второй табурет, и мы, усевшись напротив двери, принялись молча пить брагу. Действительно, она оказалась крепкой, так что, сделав два глотка, я решил прекратить. Девушка в ответ тихо хихикнула.
— В такую погоду ночью никто никуда не пойдёт.
Я вслушался в завывание ветра. Там наверняка уже всё засыпало снегом.
— Лучше не рисковать.
Второй тычок кулачком в бок.
— Да ладно ты.
Я скосил глаз на Катю. Довольно симпатичная девушка. Не Топлюша, конечно. Но слова Юли о том, что жизнь здесь чувствуется очень остро сейчас не казались оправданием для шлюхи.
Заметив, что я смотрю, друидка хихикнула и похлопала меня по бедру. После второго хлопка руку она не убрала.
— Выпьешь? — с улыбкой на губах спросила она.
— Застукают со спущенными штанами… то есть пьяными.
Хриплый смешок.
Я глотнул вина и, закрыв бурдюк, усадил Катю себе на колени. Целовалась она страстно, но не слишком умело. Или, быть может, давно не было практики. Она мне так и сказала. Саша лопоухий. Шустрик как ребёнок. А Вася с Ольгой.
Она спустила штаны и села сверху. Тихо застонала, когда я вошёл в неё. Она была тёплой, живой. Но я представлял Топлюшу. Пусть её кожа была холодной, у неё было горячее сердце, как бы пошло это и не звучало.