Героиновая пропасть
Шрифт:
Казалось, еще совсем недавно и сам Александр Борисович был причастен к секретным операциям «Пятого уровня» — и в качестве преподавателя, и участника некоторых «негромких» акций, но главным образом в роли заместителя директора от России [См.: Незнанский Ф. Операция «Кристалл», Заговор генералов. М., 1998.].
А директором центра была личность колоритная и весьма широко известная в узких кругах специалистов.
Впрочем, почему была? Питер Реддвей и теперь возглавлял «Пятый уровень», просто прошло время, и старина Пит — он предпочитал, чтобы Алекс Туретски звал его именно так, — из могучего, медвежеобразного любителя изысканной и щедрой кухни превратился в малоподвижного и немного ленивого мастодонта. Однако величина брюха не мешала Питу принимать наиболее верные и быстрые решения. Тому способствовала в немалой степени его собственная биография, в которой
Все вышесказанное, без сомнения, указывало на то, что связями в мире высокой политики Реддвей обладал практически неограниченными, и в делах, связанных с международной преступностью, нередко и с охотой помогал Алексу — Александру Борисовичу.
Только одно, пожалуй, условие всякий раз выдвигал он, когда дело касалось взаимной помощи, — акция не должна повредить престижу и безопасности Соединенных Штатов. Не такое уж и тяжелое условие, чтобы отказываться от помощи «зубра» тайных операций.
Меркулов взял трубку и позвонил в Управление делами Генеральной прокуратуры.
— Доброе утро, Меркулов говорит. Постарайтесь выяснить, какие авиарейсы сегодня у нас в Мюнхен, и приобретите билет для Александра Борисовича Турецкого. Желательно на один из ближайших. Его паспорт вместе с приказом к вам сейчас принесут.
— Костя! — знаками стал показывать Турецкий. — Зачем такая спешка? Завтра давай! Я ж практически ночь не спал.
— В самолете выспишься, — поморщился Меркулов, — ничего с тобой не случится. А Питеру я позвоню, чтобы встретили. Всего и дела-то — туда и обратно. — Он говорил, прикрыв микрофон ладонью. — Да, вот еще, — продолжил в трубку: — И обратный рейс — тоже. Спасибо. — Положив телефонную трубку, закончил: — За своих не волнуйся, там Вячеслав подсуетится. А вот самые необходимые дела ты отдай ему. Потому что когда мы начнем, не исключаю, что оглохнем от звонков. Чтобы отбрехиваться легче, понимаешь?
— Да понимаю.
— Вот и ступай, не мешай работать.
Он нажал клавишу интеркома:
— Клавдия Сергеевна, срочно приказ на Турецкого. Командировка в Германию. Срок? Да двух дней, думаю, вполне хватит. Туда-сюда, обратно…
— Тебе и мне приятно… — пробормотал Турецкий уже в дверях довольно расхожую двусмысленность, но Меркулов услыхал-таки и сердито махнул ему рукой: уходи!
Из своего кабинета он позвонил Грязнову и сообщил о решении начальства.
— Ну и что? — спокойно спросил Вячеслав. — Ты считаешь, что мы без тебя не справимся, ваше высокоблагородие? Не боись, не впервой! Да, кстати, а я сразу после твоего ухода поднял, похоже, из кровати Багирова-младшего. Голос, во всяком случае, был сонный и поначалу он соображал туго. Говорю, что в связи с вновь открывшимися обстоятельствами по делу задержанных Назарова, Сиповатого, Ахмата Султанова и некоторых других возникла необходимость уточнить кое-что, и предложил ему приехать ко мне для дачи свидетельских показаний, полагая, что ты и сам пожелаешь с ним познакомиться. Ну, нет так нет. И знаешь, что эта жирная гнида вдруг заявила? Ни за что не поверишь! Он вдруг говорит: «Какие дадите гарантии, что меня прямо из вашего кабинета не проводят в какую-нибудь Бутырку?» Я чуть не сел, ей-богу! И отвечаю: «А мы без веской причины никого никуда не провожаем. Если у вас есть серьезный повод бояться нас, это лично ваше дело. У нас же к вам всего ряд вопросов. И потом, если бы имелись причины вас задерживать, я бы не стал звонить, а просто прислал бы взвод ОМОНа. Как это было с Назаровым, Боровом». Он помолчал и снова спрашивает — ехидно так, с издевкой: «А вот я слышал про Сиповатого… Как же так?» Я говорю: «А он тоже приехал в качестве свидетеля, но по ходу беседы выяснилось, что оказался соучастником ряда преступлений. В чем и сознался. В этой связи вступают в действие определенные меры пресечения в полном соответствии с законом». А он: «Ага, вы его в камеру, а там — уголовник с заточкой!» Видал, чего знает? Я ему в ответ: «Вы уже, гляжу, информированы, но далеко не полностью. Если желаете более подробную информацию, милости просим, поделимся. Но не кажется ли вам, Джамал Джафарович, что вы торгуетесь с правоохранительными органами? И, не имея к тому ни малейших оснований, пытаетесь поставить какие-то свои условия? Может быть, нам стоит изменить свое решение и доставить вас на собственном транспорте?» Тут он и скис, похоже. «Хорошо, — говорит, — я приеду, но никакого насилия над собой не потерплю, имейте это в виду. Иначе вам придется иметь дело
— Странно, что он стал торговаться, а не свалил попросту в какое-нибудь ближнее зарубежье. Ты, к слову, такой вариант предусмотрел?
— Денискины парни там глаз с него не спускают… Но к чему я это? Угадай с трех раз!
— Что, уже были звонки?
— С тобой неинтересно. Буквально через полчаса мне звонит помощник моего министра, Вашутин, знаешь его, слизняк такой. И с ходу заявляет, что, мол, министр высказал озабоченность по поводу некоторых моих неправомерно грубых действий, выразившихся в том, что я без санкции соответствующих органов прокуратуры позволяю себе нарушать установленный порядок и вызываю на допрос некоторых граждан, занимающих видное общественное положенине, по собственному усмотрению.
— Ну, ты понял, Славка, с кем, оказывается, дело имеем?!
— Я-то понимаю, но вот министра этот его помощник подставил. А может, совсем и не министр выразил «озабоченность», а кто-то из влиятельных в его окружении, поди разберись, когда вся власть насквозь, можно сказать…
— Ругать власть, Славка, последнее дело. Давай не будем oпускаться до уровня обывателя.
— А разве тебе самому не обрыдло постоянно закрывать глаза?
— Обрыдло. Но не в том суть. Ведь этот твой слизняк, как ни крути, прав. Мы же знаем, с кем дело имеем!
— Именно поэтому я тут же перезвонил Косте, прислал курьера и получил подписанные им постановления. На обоих братцев. На задержание! Вот и пусть теперь попляшут у меня!
— И когда ты их собираешься?
— А я все-таки хочу, чтобы сами явились. Не хрен зря ребят гонять. Они тоже люди.
— Ну давай, удачи тебе. Ключи от сейфа — у Клавдии. Успехов.
— И тебе, Саня.
Только положил трубку — звонок.
— Что-то у тебя долго занято, — сказал Костя. — Вячеслав, наверное?
— Да.
— Ага, значит, ты уже в курсе. Я не хотел загромождать тебя излишней информацией. Но раз ты знаешь, вот вам, ребятки, еще добавок. Генеральный попросил зайти. Сидит — хмурый и озабоченный. Ну, присел. Он с ходу спрашивает, что у нас с Багировыми. Я уже понял, откуда ветер. Но интересуюсь, в каком плане ставится вопрос. Он молчит, мнется, ну, короче, ты знаешь эту его манеру: многозначительно надувать щеки и прятать при этом глаза. «Да вот, — говорит наконец, — позвонили из Администрации Президента, помощник самого, — Костя хмыкнул, — „администратора“, и заявляет, что настоятельно просит умерить активность некоторых „правоохранителей“, направленную на явную компрометацию ответственного работника МИДа и членов его семьи. Неужели, мол, совсем разучились себя вести?
— А ты сказал о постановлениях на задержание этих лиц?
— Не торопи. Я вкратце объяснил ситуацию, без ссылок на информаторов, и сказал, что речь, скорее всего, пойдет в конечном счете о мощной и достаточно разветвленной мафиозной структуре, занимающейся наркобизнесом. И, зная его боязнь политических оценок, добавил, что разрабатываемая операция давно уже вышла за пределы конкретных российских рамок и что в ней уже задействованы полицейские силы нескольких государств Центральной Азии и Западной Европы. Пусть, тонкости ему не нужны. И наш задумался. «А что, — спрашивает, — все делается исключительно на законных основаниях?» Ну тут уж и я развел руками: «А как же?! Coблюдены все правовые нормы!» Ну и так далее. «Сам, — говорю, — взял на себя смелость санкционировать все необходимые постановления». В смысле, чтобы якобы его не подставить в случае чего… «Ладно, — говорит, — приму к сведению». Но тут уже я охамел. Спрашиваю: «А что это помощники так разбушевались? Или их хозяевам вроде и дела нет, а эти инициативу проявляют? Очень непонятно! Может, поставить вопрос? Дела-то секретные, государственной важности, а носы суют все, кто ни попадя…» «Подумаю», — говорит. С тем и отпустил. Вот так, ребята.
— Обкладывают, Костя?
— Обломятся, — ответил Меркулов. Но почему-то бодрости в его голосе было мало. — Тут главное — нам самим не напортачить. Сейчас тебе билеты подвезут. Кажется, в шестнадцать с чем-то. Значит, надо быть в Шереметьеве в два. Так что, возможно, сегодня уже не увидимся. Передавай привет.
Это уже становилось доброй традицией. Пролетая в небе Германии — не важно куда: в Штаты ли, в Англию или во Францию, — Турецкий предпочитал рейсы, делающие посадку в Мюнхене. И там, в аэропорту, у выхода из трубы, присасывающейся к самолетному люку, его, как правило, ожидал старина Пит, своей огромной тушей и громоподобным голосом приводивший в ужас изящных стюардесс.