Герой на подработке. Без царя в голове

Тихомирова Елена Владимировна

— А этому хоть бы хны, сука, — завистливо шепнул Окорок, выглядывая из-за угла избы, за которой мы скрывались.

— Как эльф, — печально вздохнул Нелюдь. — С лютней и в голове только любовь.

Я откровенно покосился на ожерелье из ушей на бычьей шее и задумчиво почесал подбородок. Кажется, Нелюдь стал для меня открываться с совершенно неожиданной стороны. Не с той, как я впервые увидел его, отгрызающим мощными челюстями мясо от цельной бараньей ноги.

… Вот и думай, что уже разбираешься в людях!

— Смотрите-ка. Им не выйти, — привлёк наше внимание

к загоревшемуся дому Косарь.

Изба бездетного вдовца Леонтия вспыхнула словно спичка одновременно с тем, как резко захлопнулись ставни. Тяжёлого тёмного дыма при этом было больше, чем при обычном пожаре, а дверь почему-то ещё и не хотела открываться, пока кто-то из соседей не бросился на неё с топором. Люди вокруг загалдели. Некоторые посообразительнее выстроили цепочку от старого колодца и пробовали передавать вёдра с водой. Но поливали они не хатку Леонтия, а ближайшие постройки. Даже дураку было понятно, что дом спасать бесполезно.

— Вот он, — указал я пальцем на худощавого мужичка.

Леонтий сбежал с крыльца, высоко поднимая колени. За плечом он удерживал огромный тюк добра. Следом за ним не отставала Анна. Девушка была бледна, губы её что-то шептали, а руки нервно стискивали недоплетённое кружево.

— Ах ты негодница! — вдруг обернувшись, прикрикнул на неё Леонтий. — А ну в дом беги! Давай-давай. И из красного сундука всё на улицу мне кидай. Я тут подбирать буду!

— Да как же ж, дядюшка?! — испуганно воскликнула девушка.

Арнео, который почти что подобрался на расстояние, необходимое для наложения заклинания, вдруг оказался сбит с ног Митяяем.

— Посторонись! Дай поглазеть, чё дейется! — прозвучал запоздалый мощный глас.

Пока хранитель мира поднимался, Анна уже покорно юркнула обратно в избу. Но едва она возникла в дверях с какой-то расшитой тряпкой в руках, как крыльцо начало обваливаться. Девушка истошно закричала, и силуэт её перекрыло пламя.

— А-а-а! — начал рвать на себе волосы Леонтий.

— Да почто ты, дурень, девку туды отправил?! — некий старичок посмел поднять голос на местного зарвавшегося ворчуна, с которым ранее связываться желающих не имелось.

— А тебе то что! Моя она! Моя! — показал тот щуплый кулачок в ответ.

Старичок презрительно сплюнул на землю, но тут его начала оттаскивать баба со словами, что не надо бы ему в таком возрасте в чужие дела нос совать, а то как бы без оного деду и не остаться.

Всего этого Арнео толком не увидел. Стоило ему подняться на ноги, как он сбросил с себя лютню да ринулся в горящий дом, голыми руками отодвигая балки. Местные пооткрывали рты от удивления и восторженно зашептались, когда бог всё-таки вынес потерявшую сознание девушку на руках. Он тяжело дышал, пытаясь очистить лёгкие от дыма, но уверенно нёс Анну ближе к колодцу.

— Куды ты её?! — тут же встрял Леонтий.

— А это тебя не касается, сука! — выкрикнул Окорок, и мы вчетвером вышли на открытое пространство.

Недавно прекратившиеся испуганные восклицания и аханье послышались вновь, а вокруг Леонтия образовалось порядочно свободного места. Жители Подранок и

не думали ему помогать. Они жили возле болот и заботились каждый сам о себе, забывая, что заполоняющие топи кикиморы и утопцы выживали и плодились только благодаря тому, что держались… стаей. Эти люди потеряли что-то важное. Что-то, что делает человека человеком. И глядя на них, у меня внутри сделалось как-то мерзко до полного отвращения. Не будь здесь Арнео, я бы всю эту деревню вырезал и сжёг. И это было бы правильно. Так следует уничтожать любую гнойную рану, неважно рана эта на теле живого существа или на плоти мира. Надо уничтожить подчистую. А не то зараза будет передаваться, как среди коров в Морошках.

… Нет! Это всё надо остановить.

— Нет. Не надо, — вдруг холодно приказал нам Арнео и положил начавшую приходить в себя Анну на землю. — Я всё-таки сам. Сам хочу.

Глаза его замерцали, а тело наполнило сияние. Будь вокруг ночь, оно бы озарило местность словно лучи солнца. Хранитель этого мира действительно стал выглядеть как бог… Хорошо, что я различал, что это всего-то очень и очень высококлассная иллюзия. Не то бы тоже поверил и сам осенил себя каким знаком.

— Ларион! Ларион Свет Солнышко! — загалдели в толпе и начали падать на колени.

От Арнео начал распространяться нестерпимый жар, а затем он он величественно подошёл к дрожащему Леонтию, возложил ему руку на лоб и приказал:

— Гори.

Мужичка окутало пламя. Он дергался, верещал, пробовал кататься по земле, но этот огонь ничто не могло погасить. Даже когда тщедушное тельце Леонтия затихло, белоснежные языки продолжали буйно отплясывать на костях, покуда не осталось от них и пепла. Тогда Арнео медленно прошёлся по кругу, заглядывая каждому жителю Подранок в глаза, и в конце концов процедил:

— Звери вы, а не люди. И покуда не научитесь жить по человеческой правде и совести не явлю я вам ни одного благословения своего. Прочь отсюдова, не то и вас пожгу!

Перепуганный народец разбежался в считанные секунды. Косарь ткнул меня в бок и взволнованно спросил:

— Мож и нам того?

— Не, всё нормально, — ответил я ему и подошёл ближе к Арнео.

Хранитель мира плавно снял с себя иллюзию и присел возле Анны. Она скорее восторженно, чем испуганно, посмотрела на него и вдруг горько расплакалась, закрывая лицо руками:

— Грешна я! Виноватая! Я ведь молилась. Молилась, чтоб умер дядька мой. Молилась!

— Знаю. Бог твой эти молитвы и услышал.

Он аккуратно опустил её ладони, поцеловал в лоб и прижал к себе. Затем посмотрел на меня, смотрящего на него с укоризной.

— Что, Морьяр?

— А я и ребята? Зачем мы тебе нужны были?

— Хотел посмотреть. Вдруг так уехали бы? Грамоту-то ты получил. Мог и не вернуться.

— Я, конечно, привык находиться там, где мне больше платят, но…

Мне никак не удавалось выразить вслух то, что я ощущаю. Это была несомненно обида, но обида на что? Слова я не давал никакого, чтоб об обещании говорить. Другом Арнео мне не был. То, что девушку обижали, так мало ли обиженных на свете?