Герой не её романа
Шрифт:
– Больше похоже на романтический ужин.
Почему-то произнесла вслух свои мыслим Аня.
– А может это он и есть?
Отпивая воды сказал Виктор.
Как-то неловко ударилось сердце. Волнение? Совсем на нее не похоже. Все это слишком мило и слащаво, что одновременно и хотелось уйти не оглядываясь, и утонуть в моменте. Непрошенная мысль стукнула голову.
Влад со своей Сонечкой такие же ужины устраивают?
И эта мысль отдавала горечью, обидой, завистью, ревностью
– Все в порядке?
Оказалось, что она уже какое-то время гоняет по тарелке кусочек мяса по-французски и смотрит в одну точку.
– Да, все отлично. Немного устала.
Выдавленная улыбка вышла виноватой и печальной.
– Да, понимаю. "Работаешь дома" не значит, что устаешь меньше, чем сидя в офисе. Тем более тебе. Приходится многое пропускать через себя. Я бы не смог. Язык программирования проще, он не требует эмоциональных сил.
– Многие это вообще за работу не считают.
– Слушай, знакомо. Мне мама до сих пор говорит, что пора устроится на завод, электриком или еще куда-то типа того. Она старой закалки. Верит только в осязаемый физический труд. Все что касается технологий или тонких манипуляций - все какое-то не серьезное, не основательное в ее видении. Тем более я создаю то, что не материально. Вот ты хоть книги на бумаге печатаешь - их можно посмотреть, пощупать, ощутить вес труда на ладони. А я... В общем, потерянный человек.
Пушистый хвост, мелькнувший за подлокотником, выдал подслушивающего шпиона.
– А твоя мама? Она здесь живет?
– В смысле? В городе? Или квартире?
– Э-э-э... ну пусть будет во всех.
– В городе, да. У нее квартира на Набережной. Они когда с папой разводились, разменяли трешку на две однушки в разных частях города, чтобы наверняка не видеться.
Он усмехнулся, но с иронией, а не грустью.
Видимо, развод родителей не стал трагедией... Редкое исключение.
Аня хотела побольше узнать о его семье, но он ушел от этой темы, и она не стала лесть туда, куда не звали. И насчет комнаты не решилась спрашивать - мамина ли она. Ведь там явно чувствовалась женская рука.
Вернувшись к теме работы, царапины и кота они провели ужин.
– Можно я хоть с посудой помогу? Итак свалилась тебе на голову сегодня.
– Не говори глупости!
После борьбы за тарелки, Анна с гордым видом победителя прошествовала к раковине со стопкой грязной посуды и включила горячую воду.
– Да брось ты эти тарелки...
Тихий низкий шепот у самого уха чуть не заставил вздрогнуть - она не услышала как он подошел за шумом воды.
Подушечки пальцев, едва касаясь пробежались по открытой коже рук, по ткани рукава, закатанного до локтя и коснулись шеи как раз в том месте, где истерично забилась жилка...
На кончиках пальцев
Сердце заколотилось суетливо и второпях, как вторя мыслям хозяйки.
Аккуратным движением Виктор убрал в сторону выбившуюся прядь волос, и потерся колючим подбородком, царапая нежную кожу, тут же накрыв саднящее место горячими губами. Мурашки хлынули, поднимая дыбом волоски.
Прикосновения. Такие незнакомые. Чужие. Не желанные. Выбивающие из колеи. Даже пугающие.
Но если разум жал на все тревожные кнопки, то тело, прислушиваясь к ощущениям, замерло.
– Выключай воду...
Промурчал, касаясь губами изгиба шеи, щекотя теплым дыханием.
Его руки неторопливо обвили, прижали к себе.
А она так и стояла с поднятыми, с которых капала раздувшаяся радужными пузырьками пена с запахом лимона.
Тонкая грань. Шагнуть за нее или нет. Последний рубеж, еще можно повернуть обратно, притормозить, сменить курс...
Сглотнув, Анна протянула руку и закрыла кран. Шаг сделан.
Всего мгновение. И его губы накрыли ее. Его руки скользнули на ее бедра, разворачивая к себе лицом.
Поцелуй. Не бушующий необузданной страстью. Неспешный, но такой чувственный, глубокий...
Пальцы, размазывая хрустящую пену, скользнули по мужским плечам и зарылись в его волосы.
Поцелуй терпкий, как вино. Хочется смаковать каждый глоток, неспешно перекатывая его на языке. Наслаждаться его островатым вкусом и слегка жгучим теплом.
Сильные широкие ладони гладят по спине, прижимая к себе, заставляя сложится телам как пазлам, аккуратно освобождают волосы от стягивающей резинки, и те рассыпаются небрежно по плечам.
– Пойдем отсюда.
Шепот стал хриплым, неровным. Слегка отстранившись, Виктор заглянул своими потемневшим глазами в ее помутневшие, ища согласие. И, видимо, нашел, потому что взял ее за руку, переплетая пальцы и потянул к двери.
Полумрак комнаты сменился темнотой прихожей. Еще одна дверь. Впервые открывшаяся для Анны. Среди мрака помещения лишь угадывались силуэты мебели. Он притянул ее к себе, продолжая поцелуй с того момента, на котором прервал на кухне. От обступающей темноты и неизвестной обстановки все чувства обострились. И все что она смогла - довериться. Полностью.
Знакомая сладкая тоска потянула в груди. И с такой силой, что прозвучала тихим, почти жалобным стоном.
Горячие ладони скользили по телу, исследуя, неторопливо освобождая от одежды, открывая все новые и новые участки кожи прикосновения обжигающе горячих влажных губ.
Каждый нерв был током. Дыхание становилось судорожным. Утонченная ласка больше похожая на произведение искусства, не имеющая ничего общего с животными инстинктами.
Большая часть одежды уже потерялась где-то в чернеющей пустоте, и мир упал в горизонталь. Лишь несколько движений и единственная ткань, что касалась тел - это простыни. Холодные и грубоватые.