Герой Рима
Шрифт:
Он шел вперед, пока не смог изучить реку, внимательно высматривая любых вражеских копейщиков достаточно близко, чтобы причинить ему вред. Она была неширокая – он мог без особого труда перебросить через нее камень, – но здесь было глубоко, и, насколько он мог видеть, берега были крутыми и заросшими деревьями и колючим кустарником, что делало их препятствием, даже если бы можно было пересечь саму воду. Ряд обломков сказал ему, что уровень прилива за последние два дня падает, но река все еще слишком глубока, а течение было слишком быстрым, чтобы можно было пытаться перейти вброд с какой-либо вероятностью успеха. Конечно, это можно было сделать, особенно к западу, где река сужалась, но на это требовалось время. Вот почему он дал ей мост.
— Смотри! — Фалько указал на гребень, где цепь колесниц с всадниками по бокам прорезала толпу по диагонали. Они шли размеренной рысью, не обращая внимания на тех, кто стоял у них на пути, и постепенно слухи об их продвижении распространились, и начались одобрительные возгласы. Пятьдесят тысяч голосов возликовали. Мечи, копья и кулаки ударялись о деревянные щиты с грохотом, сравнимым с грозой, и к шуму присоединилась сотня британских рогов с головами животных. Она была здесь.
Ведущая колесница вырвалась из массы воинов и остановилась напротив Валерия, за ней быстро последовали остальные. Это было слишком далеко, чтобы быть уверенным, но у римлянина сложилось впечатление, что он заметил волосы цвета полированной меди и длинную юбку азуритово-синего цвета. Она ждала, позволяя крикам нарастать, и, стоя перед редкими рядами ведущей когорты, Валерий почувствовал ее пристальное внимание. Он вспомнил день под стенами Венты и впечатление силы, которое она производила. Он чувствовал, что она сейчас изучает его, и почему-то напрягся, как будто пытался помешать ей украсть его душу. Шли минуты, и ощущение расчленения изнутри становилось почти невыносимым. Его ноги сказали ему уйти, и он повернулся, чтобы найти рядом с собой Фалько.
— Не думаю, что они захотят говорить. — Виноторговец был вынужден кричать, чтобы перекричать шум.
Валерий чуть не рассмеялся. Перед битвой кельтские чемпионы всегда были готовы бросить вызов лидеру соперника, но он согласился, что сегодня это вряд ли произойдет. — Жаль, — сказал он. — Я мог бы использовать это упражнение, и оно бы отняло немного больше времени. Как солдаты?
— Нервничают, но не боятся. Они хотят, чтобы это поскорее началось.
Валерию посмотрел через реку туда, где британские лидеры вели какую-то дискуссию. — Это начнется достаточно скоро.
Произнося эти слова, он увидел копье, поднятое над ведущей колесницей, и рябь пробежала по рядам варваров, подобно ветру, шелестящему по полю созревающей пшеницы. Мгновение спустя появились первые из чемпионов, крупные мужчины в самом расцвете сил, голые по пояс и с гордой осанкой, с накрашенными известью и заколотыми волосами, чтобы казаться выше. Они был вооружены длинными мечами или копьями с железными наконечниками, а их овальные щиты были ярко разрисованы эмблемами их племен или их кланов. Они были элитой своего народа, воспитаны для войны и рвались в бой. В течение многих лет они были вынуждены мириться с горьким вкусом порабощения и места под плугом или в поле, но их старейшины, люди, которые в последний раз сражались с римлянами на Тамезис, сохранили старые традиции. Тайно обученные в уединенных местах, где их завоеватели никогда не бывали, они оттачивали свои навыки и наращивали мускулы. Ожидая своего часа дня. И вот этот день настал.
Валерий и Фалько снова присоединились к ополчению, виноторговец занял свое место за передним строем передовой когорты, а Валерий продолжил путь в тыл, откуда он должен был руководить сражением. Проходя через ряды, он сказал слово ободрения каждому, кого знал, и многим незнакомым, и они на мгновение улыбнулись, прежде чем на их лицах снова появилась маска мрачной сосредоточенности, характерная для готового к бою легионера.
Он вспомнил, как впервые увидел этих людей, в тот день, когда осматривал их на этом самом поле. Он и Лунарис смеялись над их древним оружием и изношенными доспехами, их пухлыми животами и тощими руками, которые выглядели так, будто они едва могли нести копье, не говоря уже о том, чтобы метать его. Перед его мысленным взором пронеслись лица: старый Марк Секуларис, овцевод, в центре первой шеренги, в шлеме с поперечным гребнем из конского волоса, указывающим на ранг любому врагу; Дидий, рассеянно почесывающий нос во главе своей центурии, который ссужал деньги любому человеку, пока норма прибыли была достаточно высокой, но последним действием которого перед тем, как надеть доспехи, было аннулирование всех без исключения долгов; бородатый Октавиан, названный в честь императора, который стоял в строю против Лунариса и его легионеров и преподал им урок смирения. И Корвин, который никогда не казался ему трусом, но чья должность в Четвертой центурии Второй когорты осталась незаполненной. Где он был сейчас, когда его товарищи собирались…
— Они идут!
Странно, что пульсирующий удар меча о щит успокоил его до такой степени, что он мог без эмоций наблюдать, как чемпионы бриттов несутся огромной толпой к мосту. Тысячи их на фронте почти в милю, каждый мчался, чтобы первым добраться до римлян по ту сторону узкого барьера. По мере того, как они приближались, и масса воинов начала обретать индивидуальность, он почувствовал, как учащается его сердцебиение и углубляется дыхание.
— Пилумы к бою, — проревел он. У каждого человека было по два пилума с железным наконечником, воткнутых в мягкую траву сбоку от него, и еще одна пара в запасе между когортами. Теперь они выбрали один и подняли его в правых кулаках, уравновешивая оружие для броска.
Первый из чемпионов был еще в ста шагах от моста. Хорошо. Они будут самыми быстрыми, самыми сильными и самыми смелыми. Он видел, что многие из них отбросили свои щиты в своем рвении, и их инерция увела их вперед своих соперников. Он считал в уме. Максимум десять секунд, пока они не доберутся до моста, затем еще два удара сердца и…
— Готовсь!
Босые ноги стучали по деревянному настилу. Два, один. Сейчас!
— Бросай!
Четыре сотни дротиков с шипением пронеслись по неподвижному воздуху, пролетев доли секунды. Руки, державшие копья, пусть и покрылись морщинами, и возможно, утратили устрашающую силу четверть века назад, но они все еще могли метать, и с сорока шагов было невозможно промахнуться. Более двухсот воинов столпились на мосту, желая первыми нанести удар по римлянам. Вместо этого, они погибли первыми. Тяжелые копья, способные пробить легкую броню, отбрасывали чемпионов, находившихся в авангарде на тех, кто шел сзади, когда они получали удары в грудь, живот или горло. Валерий знал, что часть драгоценного оружия будет потрачена впустую, но он должен был быть уверен. Весь мост должен быть покрыт телами при первом броске. Фалько пренебрежительно фыркнул и поставил на это свое состояние, и виноторговец сдержал свое слово. Лишь горстка людей на деревянных настилах пережила дождь копий, и большинство из них были ранены или выведены из строя. Остальных продырявило одним, двумя или даже тремя утяжеленными пилумами. Около двухсот тел корчилось, стонало и обагряло своей кровью доски узкого моста. Но за ними пришли еще тысячи.
— Готовсь! — Валерий остался доволен результатом первого броска. Каждому воину, пытающемуся сейчас перейти мост, будут мешать тела мужчин, которые шли впереди него. Он подождал, пока первые из второй волны воинов не ступили на грязь южного берега.
— Бросай!
С каждым броском к трупам на мосту присоединялось еще несколько сотен, пока буквально стена мертвых и умирающих не стала препятствовать атаке. В ярости те, кто шел сзади, судорожно перебрасывали тела братьев, друзей, товарищей и соперников через перила в реку, пытаясь расчистить путь. Они продирались вперед, рыча, как боевые псы, только чтобы умереть в свою очередь.
— Вторая когорта, вперед. — Тщательно натренированным движением когорта позади выступила вперед, чтобы занять место тех, кто исчерпал свой запас копий.
— Готовсь!
— Бросай!
— Готовсь!
— Бросай!
— Третья когорта, вперед.
— Готовсь!
— Бросай
Так не могло продолжаться. Он знал, что это не может продолжаться долго.
Дюйм за дюймом бритты прокладывали себе путь через груду своих мертвецов. Они были непобедимыми, но даже непобедимые использовали бы щит, если бы это был единственный способ выжить в этой бойне. По мере того, как руки ветеранов уставали, залпы копий становились все более неровными, что позволяло пересекать мост большему числу варваров. Дюжина превратилась в сотню, а сотня в две. Валерий знал, что вскоре, если он их не остановит, сотни превратятся в тысячи.
— Поднять щиты. Обнажить мечи. Построиться в линию. Вперед!
Это заняло время, слишком много времени. Передышка от копий дала шанс переправиться еще четырем или пяти сотням, и еще больше толпилось позади них, сдерживаемые, но не останавливаемые мертвыми и умирающими.
Теперь когорты выстроились в одну линию, по шестьсот человек в каждой, и когда они шли к мосту, он с облегчением увидел, что они все еще перекрывают плацдарм бриттов, но лишь немного. Где были кавалеристы Белы?
Он поравнялся с крайним легионером из Второй когорты и ободряюще ухмыльнулся. Это был один из молодых солдат гарнизона Лондиниума. Он попытался вспомнить его имя, но не смог, только то, что тот должен был вернуться в казарму и печь хлеб для своей центурии. Парень усмехнулся в ответ, и в то же мгновение его правый глаз взорвался, как перезрелая слива, и он упал на землю, как мешок с речным песком.