Герой снов
Шрифт:
– Привет, - проговорила Эмма, прислонившись лбом к железным прутьям. Крепко зажмурившись, она старалась побороть слезы.
– Тася была права. Я не признаюсь в этом никому, кроме тебя, Маньчжур, но Николаю наплевать на всех, кроме себя самого. А самое худшее, что он мне не лгал. Он бесчувственный мерзавец, но никогда и не притворялся иным.
Маньчжур подполз поближе и смотрел на нее, слегка склонив голову набок, словно обдумывая ее слова.
– Как теперь быть?
– продолжала Эмма.
– Николай хочет отделаться от Джейкоба, но я так не могу поступить. Несчастный малыш, без дома, без
Когда Эмма вернулась в дом, там царила тишина, нарушаемая лишь тоскливой мелодией русской песни, которую тихонько напевал лакей, нагруженный столовым свежевычищенным серебром. Он нес его, чтобы накрыть стол к обеду.
– Василий, - окликнула его Эмма, и лакей быстро обернулся.
– Что угодно вашей светлости?
– Где этот нынешний мальчик?
– Кажется, на кухне, ваша светлость.
Эмма пересекла холл и направилась на кухню. Так называлась совокупность помещений: кладовки, посудомойня, пекарня, столовая для слуг и собственно поварня - огромная, как сарай, с квадратным разделочным столом посредине. Посудомойки суетились, перемывая горы посуды, горшков и кастрюль, остальные трудились над выпечкой пирогов и печенья.
Эмма почувствовала укол неожиданной жалости, увидев тщедушную фигурку Джейкоба, прилепившуюся на уголке стола. Его короткие ножки болтались, не доставая до пола. Перед ним стояла нетронутая тарелка с тушеными овощами и запеченной в тесте бараниной. Качая ногой, он безучастно уставился на остывающее кушанье.
При неожиданном появлении Эммы повариха и кухонные девушки растерянно подняли головы.
– Ваша светлость!
– воскликнула повариха.
– Вы хотите что-нибудь из еды?
– Нет, спасибо, - вежливо ответила Эмма.
– Пожалуйста, продолжайте свою работу.
– Она приблизилась к столу и оперлась на него бедром, улыбнувшись, когда ребенок перевел взгляд на ее испачкавшееся платье.
– Не голоден?
– небрежно поинтересовалась она.
– Уверена, что эта еда отличается по вкусу от той, к которой ты привык. Почему бы тебе, Джейк, не попробовать эти пышные белые булочки? Они без начинки и очень мягкие.
Серьезные золотые глаза уставились прямо ей в зрачки. Он взял булочку, не помещавшуюся в его ручонке, и маленькие детские пальчики впились в свежий хлеб.
– Наверное, страшно было ехать в незнакомое место, где ты никого не знаешь?
– продолжала Эмма, удовлетворенно наблюдая, как он откусил один кусочек булочки, потом другой. Он не выглядел истощенным. Кожа имела здоровый золотисто-розовый оттенок, зубы были белыми и крепкими. "Какой красивый ребенок!" - подумала она, отмечая про себя экзотический разлет темных бровей и густые пушистые ресницы.
Мальчик впервые заговорил, произнося слова по-деревенски:
– Не хочет он быть моим отцом.
Эмма попыталась быстро придумать
– Кажется, не очень хочет. Но я собираюсь проследить, чтобы о тебе позаботились, Джейк. Мне бы хотелось стать твоим другом. Меня зовут Эмма.
Малыш замолчал, выковыривая кусочки мякиша и медленно отправляя их в рот.
Эмма с дружелюбным участием наблюдала за ним.
– Ты любишь животных, Джейк? У меня здесь зверинец, где я содержу старых и больных животных. Там есть лошади, обезьяна, волк, лис и даже тигр. Хочешь пойти со мной и посмотреть на них?
– Да.
– Джейкоб положил на стол выеденную булочку и сполз со стула. С любопытством подняв на нее глаза, он заметил:
– Вы высокая.
Эмма рассмеялась и подмигнула ему:
– Я росла, росла и забыла остановиться.
Но мальчик не ответил ни на улыбку, ни на подмигивание. Он настороженно глядел на нее и молчал. "Какой невеселый ребенок, одинокий и недоверчивый, - подумала Эмма.
– Совсем как его отец".
Джейкоб оказался необычным ребенком, сообразительным, но диковатым, полным каких-то невысказанных чувств. Казалось, он вовсе не нуждался в обществе других людей, хотя к Эмме относился с большей терпимостью, чем ко всем остальным. Ей стоило огромных усилий уговорить его присоединиться к одной из очередных бурных потасовок с Самсоном, но Джейкоб держался скованно и никак не мог включиться в игру. Он никогда не упоминал о матери или о деревне, где вырос, и Эмма решила отказаться от расспросов о его прошлом.
Шли дни, и у них выработался некий привычный распорядок. Эмма знала, что Джейкоб, проснувшись у себя в детской, сам оденется и придет под дверь ее покоев терпеливо дожидаться ее появления. Он завтракал с ней вместе в утренней столовой, помогал в зверинце, а днем терпел ее усилия выучить его верховой езде. Он следовал за ней как тень, хотя трудно было понять, нравится ли ему ее общество, или он просто решил, что у него нет выбора. Слуги не знали, как с ним обращаться, а Николай упорно его не замечал.
– Неужели так трудно хотя бы поговорить с Джейком?
– решительно обратилась к нему однажды за ужином Эмма. Был тот редкий вечер, когда они оказались одни.
– Прошло почти две недели с его появления. Разве ты не собираешься хоть каким-то образом признать его существование?
– Я собираюсь в течение ближайшей недели найти ему новое местожительство. Если до тех пор тебе нравится забавляться с ребенком, пожалуйста, делай это на здоровье.
– Что за местожительство?
– Семью, которая будет готова принять его за ежегодное вознаграждение, выплачиваемое до совершеннолетия.
Эмма опустила нож и вилку и с тревогой посмотрела на мужа.
– Но ведь Джейк будет знать, что эта семья приняла его только ради денег. Другие дети станут дразнить его… Он будет чужим.
– Он выживет.
Эмма упрямо вздернула подбородок.
– А если я не захочу отпустить Джейка?
– Что, собственно, ты хочешь сделать с мальчиком? Держать его здесь напоказ, в качестве доказательства моих прошлых грехов?
– Я бы никогда не стала использовать ребенка таким образом!
– яростно возмутилась она.