Герой снов
Шрифт:
– Я буду делать с тобой все, что захочу, - с издевкой произнес Николай, подходя ближе и угрожающе нависая над ней.
– Ты - моя жена, принадлежишь мне телом и душой… И когда я щелкну пальцами, ты раскинешь передо мной свои ноги тогда и там, где я пожелаю.
Дикая ярость вскипела в Эмме. Она ударила судорожно сжатым кулаком, целясь прямо в небритое ненавистное лицо. Удар отдался ей в руку до самого локтя. Сила его была неожиданной для Николая, и он, шатаясь, попятился на несколько шагов. Вид у него был совершенно ошеломленный.
Эмма глядела на него с таким же
Николай молчал. Оба тяжело дышали, не сводя глаз друг с друга. Дотронувшись рукой до подбородка, Николай коротко хохотнул. Эмма стояла, не шевелясь, пока муж не прошел мимо нее наверх, направляясь в свои комнаты. Когда звук его шагов стих совсем, она бессильно опустилась на ступеньку и уткнулась головой в колени. Никогда не испытывала она подобной безнадежности, ощущения, что попалась в капкан.
Всю следующую неделю Эмма и Николай не разговаривали друг с другом, лишь при случайных встречах обменивались колкостями. Эмма не могла ни есть, ни спать. Она чувствовала себя как в стане врага. Ночью она запирала и баррикадировала двери в спальню, днем торопливо проходила через холл, стремясь не столкнуться ненароком с Николаем. Она знала, что выглядит измученной, еще до того, как мистер Соме робко осведомился, не заболела ли она. Николай, напротив, выглядел бодрым и отдохнувшим, убеждая разгневанную жену в том, что его такое положение вполне устраивает. Он намеренно вбил между ними клин и собирался оставить все, как есть.
Эмма старалась, как могла, игнорировать отъезды и приезды мужа, уговаривая себя, что не имеет значения, есть у него связи с другими женщинами или нет. Он не только нарушил их брачные обеты, но не хотел сохранять даже видимость дружбы с ней. Все было в порядке, пока не появился Джейкоб. Почему Николаю было так трудно терпеть присутствие мальчика? Почему ему было неприятно даже смотреть на него?
Ирония судьбы выражалась в том, что если брак Эммы и Николая распадался, то отношения ее с Джейком улучшались день ото дня. Малыш начал ей доверять. Она же была твердо намерена не предать этой веры, даже когда мальчик начал задавать неизбежные вопросы о Николае. Почему отец не разговаривает с ним? Почему он всегда либо хмурится, либо молчит?
– Твой отец - человек необыкновенный, единственный на свете, - объясняла ему Эмма, стараясь найти золотую середину между добротой и правдой.
– У него была очень трудная жизнь. Ты заметил странные рубцы у него на руках и на груди? Это шрамы от ужасных испытаний, которые ему пришлось вынести в прошлом, когда он подвергся большим мучениям. Ты должен не забывать об этом, особенно когда он бывает холоден или несправедлив. Он ничего не может с собой поделать. Все мы несем на себе отпечаток нашего прошлого жизненного опыта. Вот как животные в моем зверинце. Некоторые из них вредные и злые потому, что ранее им был причинен вред… потому, что они боятся повторения…
– Значит, отец тоже этого боится?
–
– Да, - пробормотала она, - думаю, дело в этом.
– Он когда-нибудь изменится?
– Не знаю.
Они направлялись в зверинец, чтобы осмотреть вместе проволочную клетку-загон для шимпанзе. Клео нашла способ распутать проволоку и проделать в сетке отверстие, достаточное, чтобы через него сбежать.
– Скверная девочка, - корила ее Эмма, разглядывая нанесенный урон. Клео отвернулась от нее, изображая непонимание, и уставилась в стеклянный потолок. Через минуту шимпанзе схватила апельсин и начала тщательно его чистить. Эмма с Джейком весело переглянулись.
– Ну и хитрая старушка! Она, наверное, нашла один болтающийся кончик и от него распустила все. Нам придется самим заделать дыру, Джейк. Инструменты, которые нам понадобятся… - Она внезапно замолкла потому, что испытала странное, неуютное ощущение. Тем не менее она попыталась продолжить:
– Они, вероятно, лежат в каретном сарае…
– Эмма, - раздался от двери мужской голос.
Какое- то мгновение Эмма оставалась неподвижной, лицо ее по-прежнему было обращено к проволочной сетке. Клео посмотрела на вошедшего и сложила губы дудочкой, причмокивая, словно посылала ему поцелуй.
Наконец Эмма достаточно справилась с собой, чтобы обернуться.
– Лорд Милбэнк, - холодно приветствовала она возникшего на пороге мужчину.
Адам совершенно не изменился. Лишь волосы его отросли и спадали почти до плеч шелковистыми каштановыми волнами. Он выглядел модно и красиво в темных брюках в полоску, сером жилете и шерстяном фраке. Лицо его было мрачным, но глаза смотрели нежно и пытливо.
– Вы стали еще красивее, чем были, Эм.
Взгляд Эммы упал на его левую руку. Вид обручального кольца на безымянном пальце подействовал на нее как холодный душ.
– Откуда вы узнали, что меня можно найти здесь? Слуги не должны были допустить…
– Они этого и не сделали. Мне пришлось остановить экипаж, не доехав до ворот поместья, и добираться пешком по подъездной аллее. Я не сомневался, что вы будете со своими зверями. Подождал, чтобы убедиться, что никто не наблюдает, и тогда прошел через сады…
– Ворота должны быть заперты.
– Они были отворены.
– Он пожал плечами.
– Найти зверинец было нетрудно. Очень впечатляющая группа строений.
– Каменное выражение лица Эммы заставило Адама перевести глаза на переминающегося с ноги на ногу мальчика.
– А это кто? Ваш маленький брат Уильям?… Или это Закари?
– Ни тот, ни другой. Это мой пасынок Джейкоб.
– Ваш пасынок?…
Эмма увидела, как на лице Адама удивление сменилось грустью, а затем жалостью. Именно жалость раздосадовала ее сильнее всего, оскорбив гордость. Она скорее умрет, чем допустит, чтобы ее кто-либо жалел, особенно Адам.
– Позвольте поздравить вас с женитьбой, - проговорила она с ласковой издевкой, которую переняла у Николая.
– Недавно я имела приятную возможность встретить вашего шурина. Он описывал ваше обаяние, хотя и половины его не знает.