Герой второго плана. Ответы
Шрифт:
– Это сделал я, – на мой гневный взор Феликс и бровью не повёл, – Рита нуждалась в этом. Без «сил» она могла умереть.
– Нет, всё, – прервала его мама, – ничего больше слышать не хочу. И забывать всё это я тоже не хочу.
Грета и Давид в панике переглянулись, последний вперил беспомощный взгляд в Феликса. Он озвучил причину:
– Знание о нас представляет опасность не только для вашей жизни, но и для нашего существования. Те, что напали на дом – обычные люди, охотятся на таких, как мы. Их достаточно много.
Мамины губы задрожали:
– То есть, вы боитесь утечки информации?
Папа долго дергал узел галстука, который, в конце концов, сорвал с себя и отбросил в сторону.
Когда я вновь расплакалась, мама обнимала меня, крепко, отчего мне стало спокойно и легко. Я начала расслабляться. Но, в коридоре раздались шаги. Когда вошёл Эрнест, Давид и Грета расступились перед ним. Родители хоть и не знали, кто это, но тут же уловили его настрой. Мама крепче меня обняла, папа в упор смотрел на гостя своим тяжёлым взглядом.
– Я думаю, – спокойно вздохнул Эрнест, – представляться не стоит, пусть это и дурной тон. Он компенсируется, ведь более грубым будет сейчас стереть этот эпизод из вашей памяти навсегда.
Я замотала головой:
– Нет.
Давид беспомощно и одновременно раздражённо по-лисьи заурчал:
– Рита, прекрати.
Эрнест хотел, видимо, смерить меня своим властным взглядом, но вышло излишне мягко. Знакомый прищур сытого кота, улыбка-ухмылка, горящие рубины вместо зрачков: – Тебе не достаточно того, что произошло сегодня? С каждым полученным знанием они подвергаются опасности, возведенной в десятую степень…
– Если бы они знали, – зарычала я, – то сегодня не подверглись такому стрессу, и уж тем более, опасности! Зная, как действовать, они бы уберегли себя.
– Ты не понимаешь, что говоришь, – вздохнул Давид.
– Понимаю! Почему я должна врать им? Почему? Они мои родители, никто, кроме них, никогда не окажет мне той поддержки, в которой я нуждаюсь! Он нужны мне! – Отчаяние заставило меня высказать то, что было на душе, долго её терзая.
Эрнест покачал головой:
– Вопиющий эгоизм. Ты думаешь, что они сами хотят этого? Спроси же, чего они хотят! – Вот теперь он был по-настоящему суров.
Слезы подступали, но я прогоняла их:
– Мам?
Её взгляд бегал от лица к лицу:
– Рита, я… Я не могу.
– Что? – Я попятилась, – пап?
Отец тяжело задышал:
– Нет, Рита. Мама права.
– Пойми, детка, – мама качала головой, глядя в пустоту, – я с трудом пытаюсь переварить случившееся, боюсь, что никогда не смогу, и лучше всё забыть. Я не смогу мириться с тем, что моё дитя так страдает во всем этом. И я не хочу с этим мириться! И это ужасно, что я не буду помнить того, что знаю сейчас, потому, что буду дальше от тебя настолько, что… Тебе будет очень трудно… Рита, ты ещё можешь вернуться?
– Нет, мама.
– Здесь
Феликс невозмутимо кивнул.
Я поняла, что бессильна.
Эрнест не удостоил меня своим взглядом:
– Я сам займусь ими, Рита. – Подошёл к моим родителям. – Вы сделали правильный выбор. Завтра вы проснётесь, и не будете помнить ровным счётом ничего из того.
Дальше я уже ничего не слышала. Я вылетела из гостиной, оттолкнув Давида, попытавшегося меня остановить.
В комнате было темно, дверью я хлопнула так сильно, что затрещал косяк. Я хотела, чтобы мои родителя были со мной, чтобы мне не нужно было им врать. Кто бы мне помог сейчас? Кто бы понял меня? Феликс? Он просто стоял и молчал, не поддержав ни меня, ни Эрнеста. О чём он думал в этот момент? На чьей стороне он был?
Я обхватила себя руками и, ощутив под ладонью липкую, подсохшую кровь на предплечье, в которой было и платье, брезгливо от себя отдернула их. Бинт на руке растрепался и был испачкан.
Вновь накатило ощущение чьего-то присутствия. Я огляделась: кругом темно. Кто-то приближается…
К горлу подступил готовившийся вырваться крик.
– Как ты? – Феликс стоял у окна. Я протянула к нему руки, сидя на кровати, и он уже оказался рядом со мной, обнимая.
– Натерпелась же ты сегодня, – вздохнул он, – мы всё выясним, обязательно. Как охотники узнали о тебе и почему так дерзко напали.
– Феликс, что же правильно? – Он понял, что я говорила о родителях.
– То, что было выбрано ими только что. Поверь, Рита. Тебе тяжело, я понимаю. Но мы всегда с тобой, слышишь?
– Ты со мной, – крепко обняла его я, – и это главное.
Утром, когда солнце вовсю сияло в небе, я открыла глаза и обнаружила, что лежу на кровати в своей комнате, одета, ничего не понимая, озиралась по сторонам и вспоминала, что же произошло вчера.
События прошлой ночи воспоминаниями бурлили в голове. Ожил страх, из-за которого я растерялась, и могла не спасти маму, если бы не Феликс… А где он? Он же оставался со мной, ждал, пока я усну.
Брезгливо оглядев себя, засохшую кровь на руке, я помчалась в душ.
Слух раздражал какой-то звуковой фон, сопровождавший меня с самого пробуждения. Шум на кухне и говор включенного телевизора.
Наскоро оправив волосы, я спустилась вниз.
– Мам? – позвала её я, после некоторого времени незамеченного наблюдения за ней из-за косяка двери в кухню. Та встрепенулась:
– О, проснулась! – Её улыбка была беспечной и искренней, словно, вчера ничего не произошло. Я перевела взгляд на окно: как новенькое, от старого оно не отличалось ничем, и если бы я не знала, что его недавно установили, то не заметила бы подмены.