Герой
Шрифт:
— Нет, — отвечаю я, отползая вглубь подвала. — Прости. Я заткнусь, — задеваю ногой что-то, после столкновения покатившееся по бетонному полу.
Он останавливается и отпускает решётку. Его взгляд прикован ко мне.
— Твой туалет, — произносит он, указывая на белое пластиковое ведро, которое стоит недалеко от него. — Твоя кровать, — добавляет он, кивая в угол на тонкий грязный матрас и лежащую на нём подушку. После этих слов он бегом поднимается по ступенькам, оставляя меня с открытым ртом и широко распахнутыми от шока глазами.
Кельвин.
Когда я был подростком, родители с большим усердием учили меня управлять характером для моей же пользы. С учётом того, чем я занимаюсь, это является преимуществом, но мне всё равно приходится много работать над своим контролем. Кейтлин всё усугубляет из-за того, что её удочерили. Вспышки моего желания наказать, трахнуть её и заставить подчиняться являются странностями, идущими в комплекте с моим долгом защитить её.
Я закрываю дверь на ключ, а потом падаю в кресло. Норман по-прежнему стоит на своём месте, держа в руках полотенце.
— Мистер Пэриш…
— Я не хочу слушать это, — шиплю я.
— Вы пугаете девушку.
— Ей нужно научиться. Такое поведение неприемлемо.
— Она не принадлежит к тем женщинам, которых вы знаете, — Норман делает ударение на последнем слове. — Вам стоит быть более осторожным. Она хрупкая.
Я соединяю пальцы вместе перед своим лицом и медленно вдыхаю, прежде чем снова посмотреть на него.
— Думаешь, что хорошо знаешь её?
— Я провёл с ней последние два месяца. Она упрямая, но хорошая девушка. И она заслуживает знать правду. Уверяю вас, она поймёт…
— Ты знаешь, что я не могу этого сделать.
— Вы можете ей доверять.
Я встаю с кресла и шагаю по комнате. Руки запутались в волосах, я пропускаю их между пальцами, ища ответы.
— Лучше пусть боится меня, чем знает правду, Норман. Если картель доберётся до неё, то моё обращение покажется ей раем, — делаю паузу, разминая руки. Иногда я просыпаюсь по ночам, потому что всё ещё чувствую запах того дыма в лёгких. Чувствую запах обгоревшей плоти, когда никто другой бы его не почувствовал. Из-за меня ей тоже довелось всё это пережить. Окутанный этими мыслями, я направляю свой кулак прямо в стену, пробивая её. — Как мне, по-твоему, рассказать ей, что вся её жизнь превратилась в дерьмо из-за меня?! Что это я виноват в смерти её родителей?! И что я причина, из-за которой картель хочет добраться до неё?!
— Ни в чём из этого нет вашей вины.
Норман постоянно твердит это словно мантру, но я остаюсь безразличным к его словам.
— Есть, — произношу я. — Я должен был быть там. Я мог спасти их, если бы не был так эгоистичен.
— Вы очень заблуждаетесь. Из этой ситуации вы вынесли больше, чем за годы подготовки к выполнению своего долга.
Я опускаю руки вдоль тела и смотрю на Нормана, будто вижу его впервые в жизни.
— Это не оправдание, — твержу я, качая головой. — Даже в семнадцать лет я был достаточно сильным. Пока картелю нужен Герой, они будут охотиться за ней.
— Долг перед ними? — Норман поднимает подбородок вверх. — Или перед собой?
— Что это значит?
— Обязательства связали вас с Кейтлин. Прощение может прервать эту связь, но вам предстоит потрудиться для этого. Вина, которую вы тащите на своих плечах, неоправданная.
— Прощение? — во рту я чувствую горечь от этого слова. — Думаешь, я заслуживаю прощения? Ты думаешь, я хочу его?
— Я знаю, что вы его заслуживаете. И не думаю, что вы хотите его, но оно вам необходимо. Сказав Кейтлин правду, вы на шаг приблизитесь к нему.
— Разговор окончен.
— Простите, что скажу, Кельвин, но если вы продолжите вести себя таким образом, то только навредите. И ей, и себе.
— Ты сегодня себе и так многое позволил, Норман, — предупреждаю я. — И со мной, и с ней. Вы двое подружились. Ты не посмеешь выпустить её из подвала, пока я не прикажу. И не забывай, что твои разговоры с ней не должны выходить за рамки дозволенного. Убедись, что у неё есть всё необходимое. Пока она будет послушной, у неё будет всё. Но не забывай, что информация — привилегия, — я скрещиваю руки. — И закрой её окно.
— В комнате? — спрашивает он. — Ради Бога, зачем закрывать окно?
— Мне не нравится, что она сидит там целыми днями, теша себя иллюзиями. Я не могу до конца быть уверен, что она не попытается сбежать или навредить себе.
— Если позволите…
— Тебе, — я обрываю его, делая отчётливую паузу, — не позволено!
Он сжимает губы, а морщинки вокруг его рта выражают протест.
— Хорошо. Можно посмотреть ваше плечо? — я сажусь назад в кресло и впиваюсь пальцами в подлокотники, пока Норман вскрывает место проникновения пули скальпелем. — Вы слишком быстро регенерируете, — произносит он. — Единственный минус в том, что, если что-то попадает вам под кожу, как сейчас, это тяжело изъять. Вам больно?
— Больнее, чем сам выстрел, но терпимо.
Он достаточно долго возится с моей раной, но, как и всегда, остаётся ответственным. Он знает, что восстановление мышц приносит невыносимо адскую боль.
Норман единственный, кто заходит к Кейтлин в последующие два дня, но лишь для того, чтобы принести ей еду и сменить ведро. Я наблюдаю за ними через камеры. Он больше не пытается завязать с ней разговор, и я рад, что он прислушивается ко мне. На третий день мне кажется, что её наказание можно прекратить. Задержавшись в городе, я поздно возвращаюсь домой, развязываю галстук и пересекаю фойе в направлении подвала.
Но чувствую запах крови сразу же, как только тянусь к дверной ручке. Спустя несколько секунд я уже внизу у решётки вожусь с замком, заметив, что Кейтлин лежит неподвижно.
— Кейтлин! — произношу я, отбрасывая ключи. — Проснись!
— Кельвин?
— Что случилось? — моё терпение лопается, и я, рыча, просто срываю замок.
Она садится и потирает глаза, а я замечаю красное пятно позади неё.
— Чёрт… — я падаю перед ней на колени. — Где ты ранена?
Её подбородок слегка дрожит, и она закрывает лицо руками.