Герой
Шрифт:
В комнату заходят другие члены картеля. Они смотрят на мёртвые тела, а потом на нас с Кейтлин. Я бросаю кровавое сердце на пол. Проходит совсем немного времени, прежде чем я убиваю их всех.
ГЛАВА 47.
Кельвин.
— Попробуй.
Всё тело Кейтлин напрягается, когда она оглядывается на меня через плечо. Наполовину недоеденный сэндвич и стакан
— Давай, — говорю я.
Она неуверенно тянется и касается чёрной дверной ручки. Даже оттуда, где я стою, слышно, как участилось её сердцебиение в тот момент, когда она поворачивает её. Она тянет за ручку, и дверь открывается, но Кейтлин снова оглядывается на меня.
Я захожу на кухню.
— Ты не моя пленница. Я привёл тебя сюда для того, чтобы у тебя была возможность вылечить раны.
— Вылечить? Разве это возможно… После всего? Я укусила мужчину за ногу. А потом… — она колеблется, — убила кого-то. Человека.
— Ты выжила.
— Я даже не думала об этом, — произносит она. — Сделала это без раздумий. В одну секунду он надвигался на меня, а в следующую уже лежал на полу. Я целилась ему в сердце.
— Это не то, чего я бы хотел для тебя, но уже ничего не изменишь. Ты сделала то, что должна была.
Её плечи опускаются, и она смотрит в ночь.
— Я даже не знала, что мне делать за пределами поместья. Ты всё равно мог меня найти.
— Да.
— Но ты не хочешь.
— Ты хочешь, чтобы я хотел этого? — мои ноги сами несут меня, останавливаясь прямо перед ней, и я смотрю на её макушку. — Ты могла остаться.
Она вскидывает голову вверх. На повязке на её щеке появляются складочки.
— Останься, но только если сама хочешь этого, — произношу я. — Потому что я хочу этого.
Я разрываю наш зрительный контакт, чтобы снять свой свитер и отдать ей. Жду, пока она поймёт мой намёк и наденет его. Молча обнимаю её.
— Идём.
В этот час воздух на улице прохладный. Я веду её к лабиринту из розовых кустов в сад, и нашу дорогу освещает только луна.
— Мои родители купили эту землю ещё до моего рождения. Отец помог отстроить дом. Мама занялась интерьером и садом. Розы были её любимыми цветами. Даже когда они переехали в Фендейл, то продолжали ухаживать за домом, потому что были уверены, что в один прекрасный день вернутся сюда. После их смерти я унаследовал достаточно денег, чтобы начать собственный бизнес. И выбрал телевидение, потому что это могло дать мне некий контроль из-за моего персонажа. Я знал, что будет необходимо поддерживать обе личности. Мне не нужно всё это, — говорю я, разворачиваясь к дому, — но это даёт мне уединение и безопасность, которые действительно необходимы.
— Ты скучаешь по своим родителям? — спрашивает она.
— Да. Я хотел бы, чтобы они увидели, что их создание увидело жизнь.
— Как думаешь, они гордились бы тобой?
— Не знаю.
— Что они хотели?
— Сделать мир лучше, начав с города, который любили. Не знаю, кем я должен был стать. Ответом, полагаю. За смерть моей бабушки, и пока мир не станет лучше.
— Как это, быть героем?
Я смотрю на неё сверху.
— Не знаю. Не думаю о себе таким образом.
— Зачем ты делаешь это, Кельвин? На самом деле?
— Я не могу описать словами то, что чувствую, когда спасаю жизнь. Как не могу описать и ощущения, когда отнимаю её. Ничего не сравнится с такого рода силой. Первоначально я делал это для своих родителей, но потом уже не мог остановиться. Мне бы пришлось бросить миллионы людей. Но и… Ещё я заботился о городе. Это не единственная вещь, о которой я заботился.
Выражение её лица смягчается.
— Не единственная?
— Что ты хочешь услышать? — спрашиваю я. — Что я забочусь о тебе? Блядь, сегодня я убил ради тебя. И поставил всё на карту.
— Я не просила тебя делать этого. Никогда ничего из этого не просила.
— Нет, не просила. Но получила это. Я не могу объяснить, почему именно ты, и откуда во мне чувство, что ты моя. Если бы ты почувствовала зло, которое я видел в этих людях… — сглатываю сквозь стиснутые зубы, — ты бы поняла. Я хочу защитить тебя от этого, потому что из-за меня у тебя никого нет. И потому что…
— И что?
Я вздыхаю и качаю головой.
— Забудь.
Спустя несколько мгновений молчаливой прогулки она спрашивает:
— Какими они были, твои родители?
— Я рассказывал тебе. Необычайно умными и сердечными.
— Но какими ещё?
— Они никогда не останавливались ни перед чем. И ни перед кем.
Кейтлин прикусывает нижнюю губу:
— Не думаешь, что они, возможно, требовали слишком многого от шестнадцатилетнего парня?
— Нет, — отвечаю я. — Они преподнесли мне подарок.
— А что случится, если ты прекратишь?
— Прекращу что?
— Инъекции.
— Не знаю. Зачем мне это делать?
Она останавливается и разворачивается ко мне.
— Ты сказал, что таким тебя делает препарат К-36. Таким… Не знаю. Агрессивным. Жестоким.
— Они усиливают мои человеческие потребности. Но и всё плохое — любая тьма во мне — также становится хуже. Инъекции делают меня сильнее и способнее.
— Ты мог бы прекратить их, если бы захотел?
— Да, но у меня нет для этого причин.
Отпускаю её руку, Кейтлин смотрит вниз.
— Я ошибалась по поводу Героя? — спрашивает она.
— А что ты думала?
— Что он был хорошим. Он Герой потому, что не может быть кем-то ещё.
Она все ещё мой птенчик — хрупкий цветок в моих руках. Я злился на неё и многократно ломал её.
— Ты не ошибалась.
— А насчёт тебя я ошибаюсь, Кельвин?
— Нет.
— Как такое возможно? Как ты можешь быть двумя противоположными людьми? — она касается моего подбородка. — Из-за этого ты такой.