Геймер. Тетралогия
Шрифт:
Но об этом следовало думать либо раньше, либо когда все урегулируется.
— О чем поговорить? — Дзатаки перехватил меч поудобнее.
— У меня есть поручение к вам. — Юкки облизала губы, с отвращением обнаруживая, что над верхней губой занятого ею тела растут пышные усы.
Хорошо, что Ким-Дзатаки был не из трусливого десятка, отлично, что он не побоялся впустить к себе говорящего странные вещи самурая, а не велел немедленно взять последнего под стражу и выжечь его тайны каленым железом.
Зато теперь, после разговора с ним, Юкки уже знала о желании нынешнего сегуна покончить с орденом «Змеи», злополучном нападении на деревню синоби и об ответном нападении на ее родовой замок. Об Арекусу Грюку, который отправился домой для того, чтобы собрать свою семью, включая Юкки, с тем, чтобы спешно вывезти их в иные земли. И самое главное, о событии, которое, по убеждению Кима, должно было произойти в прошлом. О событии, которое не произошло, после чего настоящая жизнь изменилась и синоби получили невероятную и незаконную власть!
Ким умолчал только о двух пленницах, которых он и Хаято забрали из Такамацу и привезли в свой замок. Не сказал о странном осеннем аромате, с недавнего времени поселившемся в этих стенах, и о вражде, то и дело возникающей между сыном и наследником подлинного Дзатаки Хаято и им самим.
Довольная разговором, Юкки заручилась обещанием лже-Дзатаки отправиться вместе с ней в прошлое, для того чтобы уничтожить синоби там.
Когда Юкки попрощалась и самурай, чье тело она занимала, грохнулся мертвым на пол, Дзатаки отер пот со лба и, попросив убрать покойника и привести комнату в порядок, отправился в додзе, где рассчитывал помедитировать и привести мысли в порядок.
В замке Дзатаки было три додзе, два общих, для проведения совместных медитаций, тренировок, а также встреч съехавшихся в замок управляющих земель или мелких даймё, и одно додзеон распорядился построить только для себя. Это было помещение на первом этаже, рядом с которым находилось искусственное озерцо, точно такое, как в его предыдущем замке, когда он еще был даймё Кияма.
Когда солнечные лучи достигали глади воды, по полупрозрачным ставням начинали прыгать солнечные зайчики. Вскоре в озерце появились разноцветные карпы и широкие листы розовых лотосов, так что теперь Ким мог любоваться видом озерца и плещущихся в нем рыб, отодвинув амадо. Или, наоборот, плотно закрыв ставни, Ким часами мог сидеть, следя за пронизывающими додзеволнами отраженного от воды света.
Когда в озерце должны были распуститься лотосы, а распускались они все практически одновременно, Ким сидел часами посреди крохотного додзеи не отрываясь смотрел на приподнятые над водой бутоны цветов. В такие дни он практиковал технику моментального прозрения.
Задавал вопрос, который мучил его последнее время, садился на колени и ждал, заполняясь пустотой, в которой имел право звенеть один-единственный интересующий его вопрос. Этот вопрос он повторял несчетное количество раз, стараясь проговаривать каждый слог или делая акцент то на одном, то на другом слове, а то и вовсе частил слова, произнося их с такой скоростью, что начисто терялся смысл.
И тут вдруг с громкими щелчками начинали раскрываться один за другим сочные розовые бутоны. Чпок! Чпок! Чпок!
По мере того как раскрывались бутоны лотоса, мозг Кима словно взрывался изнутри, освещая его внутреннюю темноту розовым светом прозрения.
Чпок! Чпок! Чпок! — раскрывались один за другим бутоны. Энергия была такой сильной и непосредственной, что нередко Ким падал, не в состоянии удержать тело в сидящей позе.
Чпок! Чпок! — щелкали бутоны, и Ким извивался на полу, пронзенный силой ставшего ему доступным откровения.
Но на этот раз лотосы еще не должны были раскрыться, а значит, не следовало ждать никакой дополнительной помощи, никакого откровения. Ни-че-го.
Неожиданно Дзатаки был выведен из размышления ароматом осенних листьев, доносившимся откуда-то с половины придворных дам.
Возможно, так пах сын, в очередной раз посетивший лесную деву. Дзатаки почувствовал, как его кисти сами собой сжимаются в кулаки. Не помня себя от ярости, он двинулся вперед, увлекаемый запахом, который становился все неистовее и неистовее.
Перед глазами потемнело, Ким-Дзатаки протер лицо ладонями, но это не помогло. «Что это? Инсульт? Этого еще не хватало», — подумал он и тут же вспомнил, что инсульт должен сопровождаться головной болью. Боли не было. Он сделал еще несколько шагов, пытаясь продышаться и восстановить силы, но вместо этого только сильнее начал втягивать в себя соблазнительный запах. Проклятый осенний аромат тянул его за собой, вел куда-то по пустынному коридору замка, хотя почему пустынному?
В японских домах и тем более японских замках всегда до хрена народу, и если Ким хотел бы почувствовать своих людей, он действительно нашел их в пульсирующей тьме. На самом деле он слышал отдаленные слова приветствия, обращенные к нему слова. Слышал, кивал и, не видя никого и ничего, брел дальше, влекомый ароматом осенних листьев.
В какое-то мгновение пришло ясное понимание того, что если он перестанет преследовать притягивающий его запах, он снова обретет способность видеть. Но запах не отпускал его, и сам Ким не стремился срываться с магического крючка, продолжая следовать, точно карась на лесе, за слышным ему одному ароматным зовом.
Впереди, где мгла казалась непрошибаемой, засверкали красные искры, и Ким-Дзатаки увидел своего врага. Точнее, это было не обычное видение, не такое, к какому привык Ким, к которому привыкли обычные люди. Он смутно различил силуэт человека, увидел — и остался равнодушным. Больше его притягивали яркие пятна запаха, которыми был помечен человек. Пятна запаха светились всеми цветами радуги и, казалось, втягивали Кима-Дзатаки в себя.
Он сделал глубокий вдох, пытаясь совладать с собой. Человек перед ним наклонил вперед корпус, должно быть, поклонился. Теперь Дзатаки явственно видел радужные пятна на его щеках и плечах, на руках и животе.
Наверное, именно этими местами он прикасался к лесной деве.
Ким-Дзатаки затрясся от ярости, никогда прежде глупый Хаято не доводил его до подобного состояния.
Должно быть, человек с пятнами что-то сказал.
Ким, не желая больше слышать этого запаха, видеть переливающихся пятен, шагнул к сыну и, выхватив меч, полоснул наглеца снизу вверх, разрезав живот и грудную клетку.