Геймер. Тетралогия
Шрифт:
Только с виду Дзатаки казался спокойным и умиротворенным, на самом деле внутри него бушевали стихии. И если бы Алекс мог хотя бы на одну минуту нырнуть в мечущуюся, точно перепуганная птица, душу старого товарища, он, без сомнения, немедленно отдал бы приказ возвращаться в замок. Но Алекс ничего не знал, и Ким не спешил делать какие бы то ни было выводы. Хотя происходило что-то действительно из ряда вон, никогда прежде, даже будучи юнцом, Ким не испытывал таких острых эмоций. Никогда он не думал днем и ночью о том, как расквитается с Хаято, как прикажет отрубить ему голову или, еще лучше, отдаст тайный приказ, чтобы потом плакать вместе со всеми над изрубленным телом наследника.
Но что делать? Приказать кому-нибудь из самураев расквитаться с проклятым отпрыском настоящего Дзатаки, затем приказать тайно обезглавить убийцу, затем убить убийц убийцы. Зачистить всех с семьями и ближайшими друзьями, с соседями, которые могли подслушать тайну, с их семьями и друзьями.
Хаято должен умереть, чтобы не смел больше шляться к лесной деве. И это даже хорошо, что вместе с ним поляжет еще уйма народа. За горой трупов не так просто разглядеть единственный искомый, изначальный трупец, из-за которого собственно все и началось.
Дзатаки отер пот со лба, в который раз пытаясь отогнать от себя злобные мысли. Хаято не следовало убивать уже по этическим соображениям. Потому что, мало того что Ким без разрешения занял оболочку прежнего Дзатаки, по сути, лишил парня отца, так теперь еще и ищет гибели для сына и наследника. Потому как кто, если подумать, должен был бы после Дзатаки и Хаято наследовать земли Синано? Законная жена Осиба — ведьма и враг его лучшего друга Алекса Глюка, их дочь Юкки — хрен редьки не слаще, маленький Содзо, которому едва исполнился годик? Так его-то как раз первым и умертвят, если что. Остается еще приемный сын Кима-Дзатаки, агент ордена «Змеи», живущий сейчас в Эдо при особе сегуна.
Нет, кому-кому, а приемному при живых кровных точно уже ничего не светит, а стало быть, чтобы не оставить замок и земли Осибе и Юкки, придется как-то уживаться с Хаято.
Придется, но как вытерпеть его присутствие в замке? Как пережить, что от сына пахнет осенью, пожалуй, почище, чем от него самого? Молодость, молодость…
Ким потер рука об руку и тотчас же ощутил запах прелых листьев. Возможно, кожа Дзатаки давно уже пропиталась этим изысканным благовонием, или… или… Ким вдруг явственно различил, что запах идет откуда-то сбоку, причем не со стороны раскрытого окна, а… нет, этого не могло быть… запах шел из-за седзи, откуда-то с коридора, где должна была стоять стража.
Ким напрягся, пытаясь вновь визуализировать осенний запах, и после нескольких попыток это ему удалось. Человек, пропахший ароматом лесной девы, стоял за дверью, стоял и нагло подслушивал, как его господин втягивал ноздрями воздух!
Ким различил сверкающие из-за полупрозрачной рисовой бумаги блики аромата. Переливчатые на животе, розовые вокруг губ и желтоватые на руках и коленях.
Кто это? Стражник? Но почему слушает, что происходит в комнате, или, быть может, он, Ким-Дзатаки вдруг начал говорить вслух, и этим невольно привлек внимание охраны? Очень даже может быть.
Но если это не охрана, а вернувшийся от девы Хаято? Почему же стража позволила ему приблизиться к двери, за которой находится их господин?
Дзатаки оглянулся и, сделав шаг в сторону, прижался спиной к стене. Безусловно, свет из окна был за спиной князя, и в коридоре могли видеть его смутную тень на седзи, в то время как он не мог разглядеть, что происходило снаружи. Не мог нормальным зрением, а новым…
То есть видел только человека, от которого исходил ароматный зов, но не различал остальной стражи. Или их там не было?
Ступая как можно бесшумнее, Дзатаки добрался до подставки, на которой лежал меч, и, стараясь не шуметь, быстро обнажил его.
Теперь он хотя бы мог защитить себя, мог защищаться и умереть.
— Кто там шляется?! — гаркнул Дзатаки, сжимая в руках рукоять и на всякий случай принимая оборонительную позицию.
Пятна запаха слегка отстранились от дверей, а откуда-то из коридора раздался нарочито спокойный голос:
— Не извольте беспокоиться. Здесь только ваша охрана.
— А ну открой дверь! — Теперь Ким уже не сомневался в наличии заговора. Но что он мог сделать. Запереться? Это за бумажной-то дверью, которая одним пинком разваливается на части? Смешно. Или покричать в окно, чтобы пришли на помощь. Ну и долго ему так позволят кричать?
Оставалось одно — принять бой.
Дверь вздрогнула и медленно поползла вбок, Ким вздохнул, готовый встречать непрошеных гостей.
На пороге стоял Хаято.
Точнее, Ким не увидел сына, а ощутил идущий от него аромат. Причем аромат такой силы, что готовому отражать удары даймё на мгновение сделалось дурно, закружилась голова, ноги сделались предательски ватными.
— Добрый день, отец! — Пятна сдвинулись в сторону Кима, в центре сверкающих пятен определился острый белый луч, не иначе как меч.
— Добро пожаловать, наследничек. Сладко не спал этой ночью?
— Сладко не спал, — в тон ему ответствовал Хаято, за спиной которого появились новые лучи-мечи.
— Решил отблагодарить меня черной ненавистью? Сыновний долг отдать сверкающей сталью? Подарить своему старику долгожданный покой?
— Отчего же не подарить? — Пятна переливались всеми цветами радуги, так, словно готовились взорваться. — Отчего же не дать человеку отдохнуть от дел, а то уж слишком сильно вы перенапрягаетесь в последнее время, отец. Все дела княжества на вас. — Он сделал выпад мечом, но Ким поймал сверкающий луч на лезвие своего, отбив удар.
— И дела княжества на вас, и проблемы с синоби, да еще и молодая девица. Что бы вам, ваша милость, было не сидеть спокойненько в стороне, не нянчиться с моим младшим братом, не писать свои книги? Что, решили молодость вспомнить? — Новый выпад, белоснежный луч прошел по сверкающей диагонали, чуть было не зацепив выпирающий беззащитный живот Кима. Так что тот едва успел подвернуть под опасную заточку свой меч и рвануть в сторону, разоружая наглого наследника.
Меч со звоном упал на пол, пятна отступили в сторону, и тут же им на смену заступили еще два луча. На этот раз ситуация была сложнее, потому что Ким утратил способность видеть, реагируя только на сверкающие лезвия, которые, как маленькие молнии, полосовали пространство перед ним, обманчиво вертясь и норовя ужалить блестящими жалами.