Гибель Богов - 2. Книга первая. Память пламени
Шрифт:
— Нет никакой судьбы неодолимой, милый. — Клара встала, обняла мужа. — Я про то говорила, что не можем мы спокойно жить. Сила под гнётом гниёт да преет, словно зерно под спудом. Сила выхода ищет. Знаешь, у нас в Гильдии точно так же выходило — вернёшься из похода, после удачи, в карманах золото звенит, добыча плечи оттягивает, казалось бы, живи да радуйся! А вместо этого — месяца не пройдёт — тянет в дорогу. Не за славой, не за богатством — за справедливостью, как мы её понимали.
— Паладины добра и света, — улыбнулся Сфайрат. — И часто приходилось злобных драконов убивать, похищенных
Врать было нельзя.
— Иногда приходилось, — созналась Клара. — Нечасто, но… Утешаю себя лишь тем, что попадались одни лишь драконейты.
— Драконы бы на тебя не обиделись. Слабый дракон — не дракон.
— А слабый маг — не маг, — в тон ему подхватила Клара. — Тебе ведь тоже приходилось… неразумных чародеев, что лезли к твоему Кристаллу?..
Сфайрат кивнул.
— Я за это на тебя не сержусь.
— А как же гильдийское содружество? Мол, маг за мага всегда горой встанет? — поддразнил её дракон.
— Смотря за какого мага, — отшутилась Клара. — Иного я бы ещё и сама помогла поджарить, поленца б подбрасывала да вертел поворачивала.
— Что ж, тогда первое? — перешёл к делу дракон. — Охотящийся? Тайна ловушки и мимники? Ирмины способности?
— Охотящийся, — без колебаний сказала Клара. — Скольких он ещё убить успеет? А ловушка с мимниками никуда от нас не денется. Ирму учить прямо на ходу буду. Не самое лучшее, но что поделаешь. А вампира я из-под земли достать должна. И немедленно.
— Ты должна? — поднял бровь Сфайрат.
— Ох. Прости.
— Старые привычки боевого мага? Я, я, я и ещё раз я? Никто, кроме меня?
— Ну да, — она потупилась.
— Вы с Чаргосом, едва за околицу выйдя, угодили в капкан, — сухо сказал дракон.
— Спасибо, это я и так помню, — слегка обиделась чародейка.
— Клара, я не в укор, — вздохнул Сфайрат. — Но ты не забывай, ты пятнадцать лет с лишком не геройствовала, не странствовала. Да и в боевых заклятиях не упражнялась. Вдвоём нам идти надо, а не тебе в одиночку.
— Вдвоём, это ты хорошо придумал. А детей куда? Зоську крошечную?
— Они драконы, не забывай этого. — Где-то глубоко-глубоко пряталась знаменитая гордость крылатого племени.
— Уж не хочешь ли ты сказать… — Клара воззрилась на мужа, уже зная его ответ.
— Хочу и скажу, — отрезал тот. — Отправимся все вместе — или никто.
— Зося… — упавшим голосом пролепетала Клара.
— Дракон и дочь дракона! — рыкнул Сфайрат. Над головой его появилось и тотчас рассеялось облачко лёгкого дыма. — Когда мы все вместе — с нами ничего не случится. Коли разделимся — жди беды. Не летай я над лесом — кто знает, какой за вами явился б поимщик? Не окажись Ирма с нашими сорванцами — кто знает, что стало бы с ними и со всем Поколем? Нет, Клара. Вместе, только вместе. Драконы Эвиала всегда были сильны «кольцом». Помнишь такое?
Клара помнила.
— Вот и нам сейчас недурно бы об этом не забывать. Один дракон — треть дракона, три дракона — настоящий дракон, девять драконов — непобедимы!
— Как скажешь, любимый, — Клара улыбнулась.
Жена дракона и мать драконов — привыкай, подруга.
— Э-э, погоди, что ты там сказал насчёт «девяти драконов»? В смысле, ещё четверых родить осталось?
— А ты разве против? — в тон ей откликнулся Сфайрат, и они оба расхохотались.
Наутро тихий и сонный Поколь стало не узнать — едва только люди узнали о случившемся ночью. Патер Фруммино произнёс, наверное, свою лучшую проповедь — о спокойствии и твёрдости сердечной; нашлись смельчаки, что вместе с ним и патером Франклем отправились закапывать ямы, ставить на места могильные камни и чинить ворота. Многие — особенно из тех, кто побогаче и кто мог себе это позволить, — паковали скарб, намереваясь переждать «лихие времена» где-нибудь подальше.
Но большинство, конечно же, никуда сбежать не могло.
В поднявшейся неразберихе никто и не заметил, как господин и госпожа Хюммель-Стайн вместе с детьми и трактирной служанкой Ирмой, которую в Поколе знали только по имени, выскользнули из городка.
Все с тяжёлыми, даже на вид, заплечными мешками, не исключая и малышки Зоей.
Ирме досталось самое лёгкое. Поклажу Аэсоннэ и Эртана она не смогла даже сдвинуть с места.
— Драконья сила, — не без гордости объявила Айка и тотчас получила выговор от госпожи Клары:
— Этим не хвастаются, дочь.
— Мама, прости. Ирма, прости тоже, — потупилась девочка.
— Мам, зато Ирма может волка-губителя сделать! — немедля влез Эртан.
— Может. Однако не хвастается, — оборвала сына Клара.
— Ты не обиделась? — Айка заглянула Ирме в глаза. Та помотала головой:
— Ни чуточки. Ты дракон. Ох, до сих пор поверить не могу. Айка — дракон! С крыльями! Летать может, огнём пыхать!..
— Зато ты, Эрри правильно сказал, волчару можешь сотворить. И он всех на куски порвёт!
Невольно Ирма погладила сидевшего за пазухой волчка.
— Так это ж не моя заслуга…
— То, что я — дракон, — не моя тоже, — затрясла жемчужными косами Аэсоннэ. — Такой я уродилась. Никто не выбирает.
— Верно, — кивнул прислушивавшийся господин Аветус. — Не важно, кем родился, важно — кем стал.
Это Ирма уже слыхала множество раз, пока служила у Свамме-гнома. Дядька Свамме был незлой, Ирму не обижал, но очень, очень любил поговорить. И как раз про то, мол, что надо стараться, что «кто трудится — тому всё и даётся, а кто на боку лежит да лоботрясничает…». Оно-то, конечно, так, да только трудилась Ирма поболее говорливого гнома, а получала грошики.
Господин Аветус, наверное, понял — не иначе как драконьим чутьём.
— Прости, девочка. Не хотел тебя задеть, Ирма. Жизнь по тебе прошлась, ну да ничего. Ты ей сдачи дать сумеешь. Драконом ты не рождена, но и кроме этого есть пути-дороги для тех, кто не согласен довольствоваться тем, что есть. Знаю много тех, кто злодейством старается себе место отвоевать, или богатство неправедное добыть, или…
— Так ведь, господин Аветус, несправедливо это, — вдруг вырвалось у Ирмы. — Вот патер Франкль. Добрый он и хороший, и грамоту ведает, и книгознатец, и историй всяких видимо-невидимо расскажет — а в бедности. Дядька Свамме его не гонит, так за то патер ему и дров нарубит, и угля натаскает, и воды в котлах накипятит, пока он сам прохлаждается, в теньке с трубочкой посиживает. Разве ж это дело?!