Гибель дракона
Шрифт:
Первым выполз Ван Ю, глотнул прохладного, влажного воздуха, и словно оцепенел.
— Пошли, товарищ! — поторопил Цзе-ши, и они поползли, направляясь к реке, стараясь держаться подальше от темных, молчаливых будок охраны.
Уже за колючей проволокой ограждения на них наткнулся часовой. Мгновение он стоял как бы раздумывая, потом оглянулся, проверяя, нет ли кого поблизости, и шепнул:
— Идите прямо... тут больше никого нет...
Часовой повернулся и пошел обратно, бормоча себе под нос:
— Дом после пожара восстановить можно, человека после смерти не поднимешь.
Он
На пути к Хингану Цзе-ши решил навестить своих. Как ни отговаривал его Ван Ю, Цзе настоял на своем. Двое суток ждал его Ван Ю на опушке леса, а на третий день, поняв, что не дождется, пошел один.
Серый сводчатый потолок навис тяжелой каменной глыбой. Дрожащий свет сумеречного дня еле проникал сквозь узкое окно, переплетенное толстой ржавой решеткой. Коснувшись холодной липкой стены, Лиза с отвращением отдернула руку и, застонав, поднялась с грязного каменного пола. Шатаясь, она подошла к деревянному топчану, стоявшему против окованной железом двери. Осторожно присела и снова почувствовала сильную режущую боль в голове. Лиза боязливо коснулась волос. Рука стала мокрой. Приглядевшись, Лиза увидела кровь на ладони и пальцах. Тихо вскрикнув, она впервые безудержно зарыдала.
Где теперь отец?.. Когда ее тащили японцы, он упал и, кажется, крикнул. Нет, это Михаил закричал и ударил солдата. На него навалились. Кто-то — да, околоточный — хрипел: «Не повредите!» Не повредите? Почему?.. Он лил воду на голову упавшего Михаила и ругал японцев. Тут ее связали и втолкнули в машину...
Загремел замок. В камеру вошли двое солдат-японцев. Вскочив, Лиза прижалась к углу, не чувствуя холода стен. Солдаты цепко схватили ее. У Лизы вырвался придушенный возглас. Она попыталась сопротивляться, но внезапно на руках и ногах ее щелкнули замки кандалов. Солдаты отступили, переговариваясь и чему-то смеясь. Цепи потянули руки вниз и глухо звякнули, вызвав у Лизы щемящий душу ужас. Кто-то третий внес в камеру веревку, и солдаты, так же весело пересмеиваясь, связали за спиной локти Лизы, ловко, одним движением заткнули рот влажной мешковиной.
Миновав множество закрытых дверей, Лиза в сопровождении конвоя вышла на тюремный двор, отгороженный от улицы высокой каменной стеной. Эту пугающую серую стену Лиза видела раньше только издали, с улицы. Возле крытой грузовой машины со спущенной лесенкой толпились молчаливые солдаты. В стороне, под фонарем, офицер просматривал бумаги. Лизу подвели к нему и вынули изо рта кляп.
— Коврова Елизавета Федоровна? — спросил офицер, вглядываясь в лицо девушки. Она кивнула. — Уроженка Хайлара? Советская подданная?
На глазах Лизы выступили слезы. Она отвернулась.
Офицер ухмыльнулся и, похлопав девушку по спине, произнес:
— Скоро ты похудеешь, товарищ! — нескрываемая издевка звучала в его голосе.
Подозвав унтер-офицера, он строго заговорил с ним по-японски. Лиза уловила:
— ...Харбин... вокзал... поезд...
Ей хотелось крикнуть: «За что?!» Шагнула к офицеру, но, споткнувшись о цепь, упала. Офицер рассмеялся. Солдаты подняли девушку и поставили к столбу. Впервые Лиза почувствовала ненависть. Хотелось порвать веревки, сбросить тяжелые кандалы и ударить, изо всех сил ударить в смеющееся лицо офицера, неторопливо курившего сигаретку.
Из дверей вывели заключенного, тоже закованного в цепи. Лиза взглянула на него и, узнавая знакомые черты Михаила, вздрогнула. Заключенный подошел ближе. Нет! Не он. Пристальный, сумрачный взгляд. Кудрявятся волосы над высоким чистым лбом. Одежда чужая. Зеленая рваная рубашка без пояса, галифе тоже зеленого цвета. Сапоги разбиты, виднеются пальцы. Худое, давно не бритое лицо с запавшими щеками казалось спокойным. Но в спокойствии этого человека чувствовалась сила и вера во что-то, скрытое от всех. Заключенный шел, гордо выпрямившись, презрительно оглядывая тюремный двор. Офицер нервно придавил каблуком сигарету. Солдаты прижались друг к другу, словно они боялись этого человека, даже закованного в цепи.
Заключенный остановился рядом с Лизой.
— Демченко Василий Петрович? — спросил офицер, блеснув очками. Тот не ответил. — Солдат Красной Армии? — настойчиво продолжал офицер. Не дождавшись ответа, он, коротко выдохнув, ударил Демченко по лицу. Лиза зажмурилась. Когда она, еле переведя дыхание, осмелилась посмотреть, то прежде всего увидела спокойно стоявшего Демченко. Около него, беснуясь, прыгал офицер.
— Красная сволочь! Ты заговоришь у меня! — он размахивал перед лицом закованного в цепи человека маленьким черным пистолетом. Внезапно сверкнул огонь и прозвучал выстрел. Пуля глухо щелкнула о кирпичную стену. Тогда разжались сухие, лиловые губы Демченко:
— Гнида! — выдохнул он и отвернулся, словно перестал замечать японца.
Офицер отступил на шаг. Потом, спрятав пистолет в кобуру, трясущимися руками начал бить русского. Удары звучали глухо. Голова Демченко клонилась, но глаз он не закрывал. Его ненавидящий взгляд больше всего бесил офицера.
— Всех вас... русскую заразу... красных сволочей... уничтожим! — устав, отошел в сторону, встретился взглядом с глазами Лизы, полными ужаса и гнева.
— В машину! — вскричал он визгливо.
Демченко презрительно посмотрел на офицера и сурово сказал:
— Ты за все ответишь, Ямагиси. За лагерь Хогоин — тоже. Ты еще вспомнишь меня.
— Хочешь умереть скорее? — прошипел офицер сквозь зубы. — Нет! Ты еще тысячу раз проклянешь день своего рождения, прежде чем душа твоя переселится в жабу!
Заключенных втолкнули в машину и привязали к железным скобам. После долгой тряской дороги машина остановилась. Кто-то спросил:
— На Харбин?
— Да. Токуй-Ацукаи.
— Третий путь. Вагон рядом с водокачкой.