Гибель дракона
Шрифт:
— Здра... — у Зотова перехватило дыхание. Сын! Сын! Но радости не было. Вихрем пролетела мысль: а что, как он войдет в свою комнату и застанет там этого... того... — Здравствуй, сынок.
Михаил передернул плечами, подошел к столу.
— Вижу — не рад, — холодно произнес он. — Да я и не ждал радости. Не нужна она... Где Лиза?
— Я не... я не знаю...
— Мне нужна правда. Любая правда.
— Да откуда мне знать?.. — снова начал старик.
— Я сидел в подполье у Ковровых... когда ты у них зимой окошко вышиб. Помнишь?
Нет! Во стократ было
— Ну?
И старик решился:
— Пинфань... станция под Харбином... Там какой-то отряд Исии, генерала...
Сын молча пошел к выходу. Но у дверей остановился, медленно повернулся и бросил:
— Предатель.
Где-то очень далеко хлопнула дверь. Очень, очень далеко. И сразу же раздался требовательный стук. Зотов долго не мог попасть ключом в замочную скважину.
— Черт возьми, — прошипел незнакомец, выходя. — В этой комнате дьявольская пыль. Я чуть не расчихался, — и повелительно: — Заприте дверь, господин Зотов.
Когда старик вернулся в комнату, гость, раздевшись и поджав ноги, сидел в кресле. Он внимательно смотрел в щелочку меж ставнями на улицу.
— Кто это был? — спросил он, не оглянувшись.
Крестясь и мелко дрожа, Зотов повалился на диван. Рыдания подкатывали к горлу, мешая дышать. «Как он сказал? Дьявольская пыль!.. Да, да, да! Пыль! Вот что осталось от шестидесяти лет жизни...»
А гость, не обращая внимания на состояние хозяина, задумчиво говорил, потирая шишкастую голову:
— Будем жечь и убивать голопузую сволочь, чтобы она не мешала жить честным людям, — и, ехидно засмеявшись: — Мы им покажем «народную власть» во всей красе! Да перестаньте хныкать, черт вас побери!
Пыль... пыль... и ничего больше. Зотов заплакал. Но слезы не принесли облегчения. Нет больше сына. Нет. Это навсегда. «Предатель... А ради кого? Кого ради?..»
— Ради кого? — стоном вырвалось у Зотова.
Незнакомец посмотрел на корчившегося старика блестящими глазами кокаиниста:
— Ради кого, спрашиваете вы, господин Зотов? — он скривил губы в издевательской усмешке. — Коммунисты говорят, что все в нашем мире делается ради его величества капитала.
В этот вечер на улицах «первого Токио» стоял неумолчный шум. Но это не были знакомые и привычные зазывные крики уличных торговцев: сегодня улицы гудели тревожно. Дороги из города еще с утра были запружены нескончаемым потоком беженцев. Их не могли остановить даже войска, высланные после того, как была смята реденькая цепочка жандармов. Люди забыли закон и порядок. Обращение божественного императора к народу не произвело впечатления; паника царила, катилась все дальше и дальше.
На перекрестках гремели репродукторы:
Светел, ясен и высок, ты цари Дольше скал и волн морских, Ярче утренней зари!..Заглушая торжественные звуки гимна, слышались истерические выкрики:
— Русские высадились на Хоккайдо!
— Танки, танки в городе!
Толпа шарахалась.
— Американцы готовятся сбросить атомную бомбу на Токио! — твердил пожилой богато одетый японец, садясь в машину. — Разве я могу рисковать?
— Атомная бомба? Вряд ли, Итаки-сан, — убеждал его молодой человек в европейском костюме. — Их больше нет у американцев...
— Танки! Бомба! Танки! — на разные голоса повторялись в толпе страшные слова.
«Передаем правительственное сообщение, — гремел над городом голос диктора. — Атаки русских повсеместно отбиты. Наши армии перешли в решительное наступление на всех фронтах. Недалек день, когда знамя Страны Восходящего Солнца будет развеваться над Сибирью...»
Но уже никто не слушал и не верил.
Михаил Зотов пробрался в Хайлар из освобожденного партизанами района Маньчжурии с небольшой группой разведчиков. Командованию отряда нужно было связаться с наступающими советскими частями для совместных боевых действий на Хингане.
Выполнив приказ и узнав от отца про Лизу, Михаил в тот же день рассказал все Федору Григорьевичу, а сам решил во что бы то ни стало пробиться в Пиньфань. Но в полдень его вызвал мэр города.
Возле подъезда бывшего японского штаба стоял вооруженный китаец из отряда городской охраны. Он беспрепятственно пропустил Михаила к дежурному, тот направил Зотова к мэру. В кабинете слышались голоса. На тихий стук Михаила никто не ответил, и он, решительно распахнув дверь, вошел.
За столом в уютном кресле полулежал седой китаец. Лицо его показалось Зотову знакомым. Посетители вскоре ушли, закончив какой-то непонятный Михаилу разговор о муке, пекарнях и дровах.
— Что стоишь, Мишка? — приветливо окликнул мэр. — Садись. Ты не к японцам пришел... — и, слабо шевельнув рукой, указал на стул перед столом.
— Ван... Ван Ю?! Откуда?
— Не шибко, Мишка! — улыбнулся Ван Ю, когда Михаил кинулся к нему с объятиями. — Меня нельзя тряхай... трясти... — поправился он. — Контузило.
— Совсем седой!.. И почему ты здесь? Ведь ты уходил туда, в Россию.
— Это потом, Мишка! Потом все скажу, — Ван Ю нахмурился. — Тебе дело есть.
Михаил сел, не сводя глаз с Вана.
— Ты про Лизу хочешь узнать? Так? Ну, я скажу. Была она тут в тюрьме. Сутки. А потом отправили. В отряд Исии.
— Знаю, — помрачнел Михаил.
— Ну, хорошо, — Ван Ю чуть повернул голову и поморщился. — Болит. Фу-у. Своих нашел. В тюрьме... — он помолчал, собираясь с силами. — Тебя никуда не пущу. Ты местный. Из купцов. Ну, ну, — остановил он вскинувшегося Михаила, — тише, Мишка. Купцы все прячут. Хлеб. Муку. Ты повадки купцов знаешь. Должен знать: рос, жил с ними, — Ван Ю поднял палец, заметив, что Зотов хочет возразить. — Надо найти хлеб. Людей кормить надо. Рабочих. Бедноту. Нищих... Так? — требовательно спросил он. — Разве не за это ты воевал? Так?