Гибель гигантов

Фоллетт Кен

Каким-то чудом Григорий был все еще жив. Он стал сержантом, а его друг Исаак — капралом. Несколько человек призыва 1914 года, что остались в живых, почти все стали унтер-офицерами. Батальон Григория переформировали, прислали пополнение — и снова от него осталась десятая часть. Их отправляли то на один участок, то на другой — куда угодно, только не домой.

За последние два года Григорию не раз доводилось убивать: из винтовки, штыком или ручной гранатой, и часто люди были так близко, что он хорошо видел, как они умирают. Некоторым из его солдат убитые ими снились в кошмарах — но только не Григорию. Он родился в деревне, мир был к нему жесток, а оставшись сиротой, он выжил на улицах Санкт-Петербурга… Нет, ему не снились кошмары об убитых.

Что его бесило — это глупость, бессердечие и корыстолюбие офицеров. Теперь, когда ему пришлось жить и сражаться рядом с представителями высшего класса, он стал революционером. И вместе с Исааком вступил в партию большевиков.

Ему нужно было выжить. Кроме него, заботиться о Катерине больше некому.

Он писал ей регулярно; случалось, и от нее получал письма, написанные четким почерком школьницы, со множеством ошибок и помарок. Он хранил их все до единого в своем вещмешке, связав в аккуратную стопку, а когда письма долго не приходили, перечитывал старые.

В самом первом она написала о рождении мальчика, которого назвала Владимиром… Как мечтал Григорий его увидеть! Брата в младенчестве он помнил отлично. Интересно, унаследовал ли Вовка обаятельную улыбку маленького Левки? Но сейчас-то он уже подрос, наверняка уже ходит и произносит первые слова. Григорию хотелось, чтобы малыш поскорее научился говорить «дядя Гриша».

Он часто вспоминал ту ночь, когда Катерина пришла к нему в постель. В мечтах он иногда не прогонял ее, а заключал в объятия, целовал большой красивый рот, любил ее. Но на самом-то деле даже в мечтах не забывал, что ее сердце отдано брату.

О Левке, уехавшем более двух лет назад, Григорий ничего не знал. Он боялся, не случилось ли с тем в Америке какого несчастья. Левка и в России часто попадал в передряги, но ему всякий раз удавалось выйти сухим из воды. Проблема коренилась в воспитании: они жили впроголодь, и при этом Григорий был неважной заменой родителям, он не мог держать брата в узде. Сейчас Григорий жалел, что не был с братом построже, но ведь он и сам тогда нуждался в чьей-то опеке.

Кроме Григория, о Катерине и ее ребенке позаботиться было некому. И он твердо решил остаться в живых — несмотря на хаос и бессилие русской армии, — чтобы когда-нибудь вернуться к Катерине и Вовке.

Командовал войсками здесь генерал Брусилов — в отличие от большинства генералов-придворных, это был настоящий солдат. Под его командованием русские войска значительно продвинулись в июне, заставив австрийцев в беспорядке отступить. В тех случаях, когда приказы командования имели смысл, Григорий и его ребята сражались отважно. В остальных они вели себя осторожно, не желая глупо погибать. Григорий в этом поднаторел, и наградой ему была преданность его отделения.

В июле продвижение русских войск замедлилось: как всегда, его тормозила нехватка припасов. В качестве пополнения сейчас прислали гвардию. Это была элита, самые высокие и бравые солдаты. В отличие от остальной армии, у них была прекрасная форма — темно-зеленая с золотым галуном — и новые сапоги. Но командир у них никуда не годился — этот тоже был из придворных, генерал Безобразов. Григорий чувствовал, что, несмотря на свое доблестное войско Безобразов Ковель не возьмет.

На рассвете явился майор Азов с приказом. Это был высокий дородный человек в тесно сидящей форме, и его глаза, несмотря на раннее утро, были привычно красны. Его сопровождал лейтенант Кириллов. Лейтенант собрал сержантов и отдал приказ, перейдя реку вброд, идти тропами через болото на запад. Австрийцы расположились на болоте, но без окопов: местность была слишком топкой.

Григорий почувствовал, что их ждет беда. Австрийцы будут лежать в засаде, в хороших укрытиях — у них была возможность подготовиться. А русские, сосредоточенные на узкой тропе, не смогут быстро двигаться по болоту. Их перебьют.

В довершение всего, было мало патронов.

— Ваша честь, — сказал Григорий, — нам бы пополнить запас патронов.

Азов двигался очень живо для такого здоровяка. Он неожиданно съездил Григорию по зубам. Вспышка боли обожгла рот, и Григорий упал.

— Это тебе урок, чтобы держал язык за зубами! — сказал Азов. — Патроны получите, когда командир распорядится. — И повернулся к остальным. — Цепью — стройсь! По сигналу — вперед!

Григорий поднялся. Во рту он чувствовал кровь. Осторожно потрогав лицо, он понял, что лишился переднего зуба. Он проклял свою беспечность: он стоял слишком близко к командиру, а ведь всем известно, что они распускают руки по малейшему поводу. Ему еще повезло, что в руках у Азова не было ружья, а то получил бы по зубам прикладом.

Он созвал своих и построил в неровную шеренгу. Азов послал его отделение вперед, и они должны были идти в первых рядах.

Сойдя с берега, он принялся вброд переходить реку, и все тридцать пять солдат последовали за ним. Вода была холодная, но погода стояла солнечная и теплая. Григорий шел медленно, его солдаты — тоже, держась за ним и ожидая, что он будет делать.

Река Стоход была широкая и мелкая, и они перешли на другой берег, намокнув лишь по пояс. Григорий удовлетворенно заметил, что их догоняют другие солдаты.

Идя по болоту узкой тропой, отделению Григория приходилось соблюдать общий темп, и Григорий начал волноваться. Он не хотел, чтобы, когда австрийцы откроют огонь, на линии огня сразу оказались его ребята.

Когда прошли с милю, тропа стала уже и пришлось замедлить ход, так как впереди шли уже цепочкой по одному. И тут Григорий понял, что надо делать. Якобы осерчав на заминку, он сошел с тропы в грязную воду. Отделение последовало его примеру. Взвод сомкнулся.

Вода здесь была Григорию по грудь, к ногам липла грязь. Шли они медленно, и, как и ожидал Григорий, остальные их обогнали.

— Эй, вы там! Немедленно вернуться на тропу! — сердито закричал лейтенант Кириллов, увидев, что происходит.

— Слушаюсь, ваша честь! — отозвался Григорий, но повел своих еще дальше, словно пытаясь выйти на более твердую почву.

Лейтенант выругался и больше ничего не сказал.

Григорий осматривал местность впереди в поисках места, где можно было бы укрыться на случай шквального огня.

Гвардейцы так гордятся собой — вот пусть они и дерутся, думал он.