Гибель империи. Северный фронт. Из дневника штабного офицера для поручений

Посевин Степан Степанович

Давид Ильич улыбнулся. «Новые приемы тещи переубедить, перевоспитать нас», — подумал он.

Но скоро вернулась Людмила Рихардовна с закусками и тарелками на подносе и вновь заговорила с мужем:

— Хорошо мы делаем, Дэзи, что ужинаем у себя: Авдуш отказался от общего ужина и ушел к себе спать, заявив, что сильно переутомился за трое суток переезда, да и с «мамой» что-то не поладил; его симпатия ведь на твоей стороне, а она опять начинает свою «рижскую» песню, вспоминая нехорошо время прежней жизни и ее условия… Неродной матери ведь трудно угодить…

Давид Ильич одобрил мнение жены, и оба приступили немедленно к еде.

XII

Юнкер Авдуш Цепа проживал в городе Витебске в квартире своего родного отца Рихарда Цепы и почти на полном его иждивении. Отсутствие какой бы то ни было работы или занятия ставило его в зависимое положение от стариков. А при дороговизне и вообще тяжелых условиях жизни отец в свою очередь страшно тяготился этим и на помощь дочери Людмилы Рихардовны и зятя Давида Ильича смотрел только как на временное отдаление голодной

катастрофы. Обстоятельства эти, правда, иногда вынуждали его при удобном и даже при неудобном случаях понуждать сына, Авдуша, поступить куда-нибудь на службу к «красным», ну хотя бы даже и в Красную гвардию, через бывшего его друга по училищу, а теперь районного местного комиссара Касуша Фрукта, который, вернувшись домой в имение «Бурый», под Витебском, сразу стал играть видную роль в этой области местного управления. Но Авдуш готов был переносить все, терпеть голод и лишения, а все же на службу к «красным» не идти. Его политические взгляды сходились вполне с взглядами на жизнь сестры и ее мужа. На реформу же и работу «С.С.С.Р-ов» и их «товарищей» в России смотрел с презрением, как и на идеи их. Все предложения отца он энергично отклонял, а на своего друга по училищу, Фрукта, смотрел уже как на врага; и при появлении его в городе или даже на квартире у отца избегал встречаться с ним и переселился на жительство в просторную комнату сестры и ее мужа — Казбегоровых. И так создалась у них крепкая и по духу и по идеям интеллигентная семья, готовая бороться за свою родину, за народ и свободу и защищать друг друга, проводя в жизнь здоровую, реальную национальную идею.

Прогулки по городу, посещение знакомых и даже гражданских учреждений, где Давид Ильич и Авдуш все же продолжали добиваться получить хотя бы ничтожные места службы, для проформы, для отвода глаз «красных правителей», делали все трое вместе; шутя и весело проводя время в своем кругу, они лелеяли себя надеждой на скорое лучшее в будущем, имея в виду исторические факты.

По общему в то время мнению, существовавшему в широких кругах просвещенной русской интеллигенции, терроризованной «красным игом», более культурные народы окраин России, как эстонцы, латыши, литовцы, территории которых были оккупированы германскими войсками, а на юге — свободное казачество и другие, не допустят господства над собою этого «красного ига». И это вполне естественно было: народы более энергичные, веками боровшиеся за свою независимость, конечно, поспешать восстановить свое историческое, именно национальное право… Не говоря уже о таких народах окраин, как Финляндии, Польши, Украины и Кубанского края, которые в достаточной мере силою использованы для расширения и укрепления обширной имперской территории, но которые до того сами веками существовали независимыми, самостоятельными национальными государствами; и только в недалеком прошлом, в начале XIX века окончательно подчинены общему течению российской имперской организации. В общем же из среды этих народов первый сделал великую услугу русской государственности, или вернее России, литовский народ. Еще с 1316–1377 годов этот народ, в лице своих Великих князей Гедимина [39] и Ольгерта [40] , первый начал свою историческую добрую работу — освобождать Россию и ее народы из-под власти «черного татарского ига», почти два века, в то историческое время угнетавшего соседние русские области. Освободив от татар почти половину настоящей европейской России и всю Украину, литовский народ к концу XIV столетия [41] сам попал в зависимость, в подчинение соседних народов: сначала Польши, а затем и Российской империи. И только 18 марта 1917 года председатель Временного правительства свободной великой России с 3 марта 1917 года и глава первого русского общественного кабинета князь Львов, вероятно, предвидел настоящие «красные» исторические эксперименты и 20 марта 1917 года официально заявил представителям организованной в то время литовской общественности, что «организованное самоуправление литовского народа должно теперь же начаться в составе населенных губерний Ковенской, Виленской, Сувалкской и других прилегающих к ним округов» (Рижское обозрение, 20/Ш, № 65), в то время, конечно, оккупированных германскими войсками по праву войны.

39

Гедимин — основатель династии Гедиминовичей, Великий князь Литовский с 1316 по 1341 год. Присоединил к Литовскому княжеству практически все земли современной Белоруссии.

40

Ольгерд — сын Гедимина, Великий князь Литовский в период с 1345 по 1377 год. Присоединил киевские и черниговские земли.

41

Правильно: к середине XVI столетия.

Эти приведенные вкратце исторические факты, взятые в основу русской руководящей в то время интеллигенцией, и послужили тому, что вся интеллигенция заняла в массе выжидательное положение, надеясь на «авось», что кто-то вот-вот придет с вооруженной силой и освободит ее и всю большую российскую родину из-под нависшего «красного ига» и восстановит законность и порядок; она тем бездельно убивала лучшее время, незаметно и потихоньку подготовляя нашим героям и всему многомиллионному российскому народу неожиданные сюрпризы и тяжелые испытания.

Утром 23 февраля 1918 года полковник Казбегоров, его супруга Людмила Рихардовна и ее брат юнкер Авдуш Цепа, как-то облегченно, оптимистически настроенные, сидели у себя в комнате

за завтраком и перебрасывались между собою мнениями о местных газетных новостях. Сообщалось о возобновлении наступления германских войск по всему длинному российскому фронту и об отступлении без боев остатков российских армии. По секретным же данным, имевшимся и всегда пополнявшимся полковником от «верных и преданных ему и делу» офицеров, выходило иначе: российской армии к тому времени на фронтах уже совсем не существовало. Она окончательно была разложенна агентами императора Вильгельма II. И в этом деле усердно ему помогли выборные «товарищи-начальники», ставленники комиссаров, безответственные «выборные предатели», или «товарищи-карьеристы», как их тогда еще называли.

2-й Сибирский армейский корпус же со штабом, управлениями и учреждениями, 4-й и 5-й Сибирскими стрелковыми дивизиями в составе остатков 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19 и 20-го Сибирских стрелковых полков, с дивизионной и корпусной артиллерией, еще в конце января большевики оттянули во внутрь страны, в город Ярославль и в другие места восточнее его растаяли; а некоторые полки (например 17-й Сибирский стрелковый полк), успевшие получить более крепкую «красную окраску», перебросили на Восточный фронт, в город Новотроицк, против восставших тогда уральских и оренбургских казаков с целью изгнать «красное иго» из своих свободных земель. 1-я и 2-я Латышские бригады вырваны были из состава корпуса «С.С.С.Р.-овскими» большевиками: в конце ноября 1917 года (2-я бригада) и в начале января 1918 года (1-я бригада). Бригады эти в то время также управлялись таким же большевистским «красным» аппаратом, как и все многомиллионные армии России. Правда, антибольшевистски настроенные войсковые части вообще быстро таяли как на внешнем фронте, так и на внутреннем красном, в особенности при передвижениях. Но все же небольшие кучки смельчаков, отдавшись всецело на служение «красному молоху», «шайками» летали и в поездах и на лошадях по необъятной территории России: от Петрограда до Армавира и от Астрахани до Новотроицка, всюду помогая чекистам уничтожать русскую неорганизованную интеллигенцию, купаясь в ее крови в буквальном смысле этого слова и наводя панику на многомиллионную «публику», неудачно бравшуюся за орудие спасать «великую свободную Россию», родину свою, но при первом выстреле прятавшуюся в отдаленных уголках России и за границей.

Больше всего такой «публики» из центральных московских губерний сбежалось в Кубанский свободный край, в то время народно-демократической казачьей республики в 1917–1920 годов, предки которых счастливо жили в свое время с 1482 года в составе Украины, а затем самостоятельной, независимой национальной республикой с 1647–1775 годов [42] , с обширными и богатыми землями на Днепре, а с 1787–1792 годов между реками Бугом и Днестром. В обоих последних случаях их разорили, многих поработили и захватили их земли, имущество и все добро, накопившееся веками, также пришедшие тогда, 25 мая 1775 года [43] и весною 1792 года, москвичи и вельможи императрицы Екатерины II, с вооруженной силой (до 70 000 человек армия при 58 орудиях), под общей командой из Московской центральной Руси генерала Текелия [44] .

42

Правильно: 1648–1775 годов.

43

Правильно: 5 июня 1775 года.

44

Правильно: Текели.

И вот это-то народно-демократическое республиканское казачество Кубанского свободного края, с высокой исторической культурой, с широким экономическим развитием в крае сельского хозяйства, фабрично-заводской, горной и других промышленностей и с колоссальными богатствами, накопившимися за сто с лишним лет жизни его в новом месте, окультивированном и удобренном кровью их предков, теперь и выступило на защиту угнетенных, гонимых «красным» из центральной Московщины людей из «публики», испугавшихся своих же, плохо воспитанных в духе «разбоя и захвата» сынов, ставших неисправимыми под руководством чужих людей из «С.С.С.Р.-ов».

Исполняя свои заветные от предков исторические обязанности всегда становиться на защиту гонимых и угнетаемых, на защиту человеческой культуры и цивилизации, это кубанское республиканское казачество впоследствии на всех фронтах освободительного движения в России в 1918–1920 годах, в течение почти трех лет, составляло до 85 % состава всех родов оружия добровольцев, а остальной состав добровольцев в большинстве случаев составляли граждане-добровольцы из прибалтийского края, латышской, литовской и эстонской национальностей — которые, как и республиканские народно-демократические казаки-граждане Кубанского свободного края, лелеяли себя надеждой на укрепление за собой права на свободное управление своей родиной на полных автономных началах в составе «Великой России», с законным образом управления ее народами.

Как известно, надежды эти не оправдались: освободительные армии адмирала Колчака в Сибири летом 1918 года докатились было уже до самой реки Волги. Но тут — раскол. Эсеровский «товарищ» Виктор Чернов, друг и сотрудник Керенского, поспешил со «своим» правительством в Симбирске, организовался в противовес правого правительства Колчака. Добровольческое освободительное движение его остановилось; трения, несговорчивость, помеха одного другому личного свойства, злые интриги — и армии Колчака распались, а затем скоро в небольшом составе покатились обратно, назад, на восток в Сибирь, где и растаяли на большом ее протяжении, отдав своего «идейного вождя» на милость неизбежной в таких случаях роковой судьбы.