Гибель на рассвете.Подлинная история убийства Гейдриха
Шрифт:
Ему не стало лучше, когда двое из защитников, совершив быструю вылазку к окну у балкона, бросили пару гранат, и по улице засвистел град пуль, испускаемых всеми мечущимися в поисках укрытия. Перестрелки продолжались со спорадическим огнем с обеих сторон.
Но уже неумолимо приближался восход солнца, небо окрашивалось в розовый, золотой и зеленый тона. А солнце давало преимущество нацистам. Если солдаты будут еще пытаться пробиться в церковь, защитники будут теперь видны, а следовательно уязвимы. Если волны атаки будут идти одна за одной со стрельбой и бросанием гранат, то рано или поздно у них
Панвиц отдавал приказы. Два часа было затрачено на эти безуспешные атаки. На этот раз никакого отхода! Волна за волной — войскам входить в церковь! Сквозь балконные окна вести сплошной огонь! Атаки должны продолжаться, невзирая на потери, пока не замолкнут те трое.
Ян, Шварц и Опалка, должно быть, хорошо слышали, как они идут — защитным огнем они положили кучи эсэсовцев, первыми рвавшихся на штурм через коридор. Но другие лезли за ними, перескакивая через трупы, прикрываясь ими, отчаянно паля из автоматов, и наконец, решили исход боя, бросив вверх и на балкон одну за другой несколько связок гранат.
Ян, может быть, видел, как к нему летят по кривой в воздухе эти тонкие гранаты, похожие по форме на бутылки. Возможно, он слышал, как они стукнулись о деревянный настил позади него. А затем, уничтожая его, убивая его, возникла огромная вспышка оранжевого света, раскрасившая в искаженные цвета нарисованных на потолке ангелов и херувимов. Раздался страшный грохот, шипение и свист летящей шрапнели. И для Яна наступила темнота.
Шварцу на другом конце балкона той же связкой гранат разбило обе ноги. Церковь теперь наполнилась отрядами эсэсовцев, ведущих по ним стрельбу. Шварц не мог подняться. Сражаться он больше не мог. Подняв лежащий рядом револьвер, он большим пальцем взвел затвор, приставил дуло ко лбу и нажал на курок.
Лейтенант Опалка, находящийся на полу церкви, был весь изранен осколками шрапнели и тоже знал, что это конец. Он был ранен в грудь, в ноги, в живот и в лицо. С такими ранами можно умирать полчаса, но этого получаса у него не было. Он, должно быть, слышал одиночный выстрел наверху, на балконе, и понял, что или Шварц или Ян покончил с собой. Они все дали клятву так поступить. Никто не собирался даться живым. Больше они не могли сделать ничего.
И Опалка хотел быть уверен, что он справился с этой задачей. Он секунду подержал блестящую коричневую капсулу с ядом между пальцами, затем проглотил ее, сделал пять выстрелов из револьвера в приближающиеся к нему фигуры, приставил револьвер к виску и с помощью последней пули отправился в короткое путешествие в вечность.
Стрельба долго не затихала. Но вот в церкви наступила тишина. Солнце взошло и теперь поднималось над невысокими холмами, окружающими Прагу, отражалось в реке, пронзило слабый туман под каштановыми деревьями, протянуло тонкие золотые жезлы-лучи на пражские улицы. Лучи упали сквозь разбитые окна церкви и коснулись разбитых тел трех парашютистов.
Они стащили Яна с балкона вниз, выволокли его на улицу и бросили на тротуар — с тем, чтобы официальный нацистский фотограф мог подбежать, щелкнуть затвором и озарить глаза Яна своей яркой вспышкой.
Но Ян не видел этой вспышки и не чувствовал боли, когда его тащили через церковь. Он был еще жив — и только. Как и Шварц — и только. Лейтенант Опалка был мертв. Колонна санитарных машин уже увозила убитых и раненых нацистов, и в одну из машин быстро погрузили Яна и Шварца. С воем сирены она неслась на рассвете к госпиталю на Карловой площади. Их можно было еще спасти, чтобы вдвойне отомстить за смерть генерала Гейдриха. Говорят, с помощью современных лекарств можно вернуть человека с того света.
Когда Ярослава Шварца подняли из машины, он был уже мертв. Яна быстро принесли в операционную, его осмотрели врачи. Но пока они готовились к переливанию крови, ему удалось уйти. Его сердце, бившееся очень слабо, остановилось.
Ян Кубиш, который так много планировал сделать «когда война кончится» провел свой последний бой. Для него война наконец и в самом деле кончилась.
Глава 17
Карела Чурду и Ату Моравеца, скрепленных друг с другом наручниками, взяли из Банка Печека и привезли к церкви на улице Ресслова. Кто-то набросил на Опалку кусок циновки. Его оттащили, и Чурда снова увидел человека, бывшего его командиром, которого он предал. Ата стоял, опустив голову. Он был полностью сломлен. Он уже выдал практически все.
Предатель Карел Чурда(третий справа) производит опознание
— Кто этот человек? — Панвиц спросил Чурду.
— Лейтенант Опалка.
— Один из убийц?
— Нет, — сказал Чурда. — Убивал не он.
— Тогда это должны быть те двое, в больнице. Поедете туда и опознаете их. Но сначала выполните другое дело. Остальные прячутся в склепе. Вы сейчас пойдете и предложите им сдаться.
Под дулами автоматов их обоих ввели в церковь. Там царил полнейший хаос. Нацисты установили дуговые лампы, и внутренность церкви была залита светом.
Священник Владимир Петрек уже стоял там со связанными за спиной руками. Его жестоко избили ружейными прикладами, и Панвиц ревел, допрашивая его. Из показаний Аты им было известно, что в церкви прячется больше трех человек. Где они?
Священник спокойно и с достоинством смотрел в лицо Панвицу. Это была его церковь, место его молитв и богослужений, они могли осквернить ее, но не могли его запугать. В ответ на вопросы он молчал, и им не удалось заставить его отвечать.
Найти место, где они прячутся, было нетрудно. Все знали, что в такой старой церкви должен быть склеп или подвал. Где он? Они, разорвав, оттащили циновку, быстро нашли камень и сдвинули его в сторону. Шквал пулеметного огня заставил их тут же упасть вниз головой. Но последнее убежище парашютистов было обнаружено. Теперь вопрос был только во времени.
Ату и Карела Чурду подвели к дыре.
— Позовите их и предложите сдаться, — сердито приказал Панвиц.
Ата смотрел на него с изумлением. До этой минуты он трусил и поддавался, но тут к нему вдруг вернулись остатки мужественности.