Гибель судьи Мрочека
Шрифт:
Она замолчала и закурила. Ни Галина, ни Тадеуш не отозвались ни словом.
– Оба эти случая касаются меня и... вашего дяди.
– Моего дяди?
– Да. Должна начать со времени, когда мы все только что сюда прибыли. Я приехала чуть ли не самой первой, была еще молодой, чрезвычайно увлеченной своими обязанностями. Теперь почему-то не слышно, чтобы молодым специалистам доверяли полностью и восстановление, и оборудование, и руководство таким немалым хозяйством. А тогда не хватало врачей... Ваш дядя прибыл вскоре после меня. Он мне понравился: характер имел, может, и несколько суховатый, но в ту пору хаоса показался мне совсем не ординарным.
Благодаря таким людям, как он, можно было поверить, что здесь, наконец, воцарится порядок и законность.
Она замолчала, глубоко затянулась и погасила окурок. Галина, сидя напротив, заметила, что, не смотря на спокойствие, с которым Ясинская начала свой рассказ, рука, поднятая
– Словом, медработников нужной квалификации не хватало, и нечего было и думать, что так быстро их пришлют. Пришлось подыскивать среди здешних девушек, желающих работать в больнице, организовывать для них курсы и самой преподавать, хотя я и не имела достаточной практики. Но больные не ждали, требовали помощи. Среди отобранных мной девушек была одна, такая замечательная девчушка, откуда-то из захолустного приморского села. Оказалась врожденной медсестрой. Ассистировала мне при операциях, даже тяжелых, жила у меня, и вскоре я уже испытывала к ней не только доверие, но и дружеские чувства. В конце концов, мы были почти ровесницы... Однажды девушка, о которой я рассказываю, приходит ко мне и говорит, что приехала к ней младшая сестра, которой необходимо со мной встретиться. Ей семнадцать, уже пятый месяц как беременна. Пока могла, скрывала, а когда поняла, что невозможно дальше сохранять это в тайне, поехала к старшей сестре. В селе, где они родились, внебрачный ребенок считалась большим позором, чем кража или убийство... Поэтому девушка чуть не сошла с ума от отчаяния. Призналась, что хотела покончить жизнь самоубийством. Я попыталась убедить ее - не помогло. Обе сестры умоляли о спасении. Конечно, я не имела права, но, обследовав девушку, решила, что операция может пройти благополучно: пациентка молодая, здоровая. К тому же я была уверена, что другого выхода нет... И все-таки было уже поздно. Я чувствовала себя обязанной перед старшей сестрой и знала, что из-за моего отказа может произойти трагедия, поэтому решила оперировать. Иначе бы никогда такого себе не позволила... Опять замолчала.
– Умерла?
– спросил Мрочек.
– Да. Вы врач, так что знаете больше других, что при таких обстоятельствах случается совсем непредвиденное. Операция была несложной, но девушка не пробудилась от наркоза. Сердце не выдержало. Честно говоря, все еще не понимаю, в чем дело. Сколько раз анализировала затем ход операции и не находила ответа. Обследовала ведь девушку перед этим так тщательно. А пациентка умерла во время операции, которую делать я не имела права... Ваш дядя как раз тогда поселился по соседству со мной. Нам, приезжим, предоставлялось здесь право выкупа земли и зданий, которые остались свободными после войны. Дяде вашему достался уже последний домик - он прибыл немного позже других, да и то лишь чуть ли не по настоянию Городского совета решил обзавестись собственным жильем. Это был самый заброшенный домик, дядя собственноручно ремонтировал его. Поскольку мы были самыми близкими соседями, то и подружились...
– Извините, пожалуйста, - вмешался Мрочек.
– Дядя поселился на Пястовской улице уже в самом конце сорок седьмого года?
Она взглянула непонимающе, погруженная в свои мысли.
– Что? Весной сорок седьмого, насколько помню. Я еще помогала ему полоть огород. Да, это было весной... Но слушайте дальше. В тот же день я вернулась из больницы крайне разбитой. В морге лежала молоденькая девушка, которая доверилась мне, а рядом с ней рыдала сестра, одна из моих сотрудниц. И она в любой момент могла обвинить меня, хотя и сама присутствовала на операции и тоже хорошо понимала, что беда случилась совсем непредвиденно и не по вине врача. Я должна была что-то делать. Пошла к вашему дяде. Он был судьей и, как мне казалось, моим другом. Выслушал внимательно, а затем заставил заявить обо всем прокурору, еще и сам определил меру наказания - три года заключения. Определил, хотя знал все подробно. Конечно, я апеллировала в вышестоящие инстанции, и, наконец, меня оправдали. Возможно, дядя ваш поступил согласно параграфам закона, но мне до сих пор кажется, что закон человеческих отношений был на моей стороне. Наконец, высший суд это и признал... Так с того времени вплоть до смерти судьи мы ни разу не обмолвились наедине и словом, каждый считал другого своим врагом. Дело тогда не приняло огласки, и хотя сестра умершей до сих пор работает в нашей больнице, а люди понемногу обо всем забыли, однако я имела достаточно хлопот. В такой местности, где все жители знакомы между собой, авторитет себе завоевать можно лишь тогда, когда никто о вас не в силах сказать ничего плохого... К счастью, дядю вашего все знали как черствого человека, этакого буквоеда. Хоть все и уважали его, настоящих друзей у него не было, и, думаю, люди были на моей стороне. Но, - хотя сейчас искренне скажу, что были минуты, когда я откровенно ненавидела его, - дядя ваш был порядочным человеком, в этом я убеждена. А два дня назад, после такого долгого перерыва, мы снова встретились наедине... Он лежал в морге нашей больницы, меня попросили сделать вскрытие тела. Думала, что это просто формальность, и так ясно, что судья утонул... Я часто видела из окна, как он плыл в море своей моторкой. Может, это и ужасно, но, признаться, не раз мысленно желала, чтобы он оттуда не вернулся!.. Она глубоко вздохнула.
– Так вот я сделала вскрытие. Дядя ваш утонул, это правда... Но в его желудке я нашла следы наркотика, выпитого, думаю, с утренним стаканом молока. Дядя ваш наложил на себя руки, и, оставаясь человеком, который всегда хотел служить примером другим, хотел, чтобы люди подумали, что произошел обычный несчастный случай... Я решила выполнить последнюю его волю. Правду рассказала вот только вам.
Она опять замолчала. Но затем молодой доктор тихо произнес:
– Вы сказали, что дважды нарушили медицинские установки. Неужели действительно, даже под секретом, вы никому не рассказали о результатах вскрытия?
– Никому. Пришлось бы, конечно, заявить об этом прокурору, но он сейчас в отпуске, в отъезде.
– А милиция?
– Я знала, что вскоре вы приедете. Не была уверена, скажу ли вам обо всем, даже первоначально не хотела говорить, но теперь вижу, что сделала правильно. Знаете, это не Варшава: самоубийство судьи вызвало бы море слухов и домыслов. Я очень люблю наш городок, горжусь людьми, которые первыми восстанавливали его, налаживали здесь новую жизнь. Не знаю, почему ваш дядя совершил самоубийство, но, думаю, что все мы - и Городской совет, и ответственные лица - не хотели бы огласки и скандала. Эта дешевая сенсация не помогла бы умершему, а только бросила бы тень на его светлую память...
– А не может ли быть другое предположение?
– Что? Какое может быть другое предположение?
– Не могло ли случиться, что наркотик попал туда без дядиного ведома?
– Что?
– Галина заметила, как Ясинская сразу побледнела.- Разве это возможно?
– Конечно, я не утверждаю, что было именно так. Мой дядя мог и сам покончить жизнь самоубийством. Немного знаю о его жизни, он никогда не посвящал меня в свои секреты. Но когда погибает человек и вскрытие показывает, что смерть ускорило употребление наркотика, можем предположить, что кто-то в этом случае ему помог.
Глаза ее широко раскрылись, в них блеснули искорки внезапной догадки, а потом такой неподдельный ужас, что Мрочек быстро добавил:
– Конечно, вы еще не сказали, какой это был наркотик, и существовала ли возможность случайного приема именно такой его дозы, которая подействовала бы на организм дяди как раз тогда, когда старик был уже в море. Ведь очевидно, что так оно и было. Если бы дядя принял тот наркотик случайно, то, вероятно, не вошел бы и в воду, почувствовав на берегу, что ему стало плохо.
– Сейчас покажу вам результаты анализа. Я думаю, это было не что иное, как смесь большой дозы сильнодействующих болеутоляющих препаратов, растворенных в молоке. На вкусе молока это едва сказалось, а действовать смесь начала через четверть часа. Последствия: ослабление деятельности сердца, сонливость, замедленные действия. При обычных условиях скажем, в лодке, все это не могло стать причиной смерти, вызвало бы только длительную потерю сознания. А в воде, когда необходимы большие затраты физических сил, и принимая во внимание еще и возраст судьи, последствия могли быть только трагические. Тем более что ваш дядя отплыл довольно далеко от берега, а это требовало немало энергии и времени для возвращения назад.
– Понимаю, - кивнул Мрочек.
– Вот я и подумала прежде всего о самоубийстве. Трудно предположить, чтобы такое количество наркотиков могло попасть в его утренний стакан молока случайно, да еще и в виде порошка. Ну и невозможным кажется мне, чтобы кто-то чужой мог это сделать. Если бы кто-то хотел его отравить, применил бы яд, а не средства, которые только при определенных обстоятельствах и в определенный промежуток времени могли бы помочь убийце осуществить свой план. Ваш дядя должен был выпить это молоко в точно назначенное время, войти в воду тоже в точно назначенное время, к тому же и в воде находиться тоже определенный отрезок времени, пока не начали бы действовать наркотики. Ведь действие их начинается не внезапно, а постепенно, минута за минутой.
– Дядя был, как о нем говорят, человеком с очень точно расписанным распорядком дня...
– Да, это верно...- опять Галине показалось, что в глазах заведующей промелькнул испуг.
– Но молоко? Все-таки трудно допустить, что кто-то мог ему перед завтраком всыпать столько порошка в молоко и размешать его так удачно, чтобы не осталось следов, осадка. Это могла бы только сделать молочница или же Вероника, которую так трудно заподозрить в том, что... Даже если бы они хотели совершить это - ни с того ни с сего убить вашего дядю, - то как могли осуществить такой план, который требует хороших знаний механизма деятельности человеческого организма? А кроме этих лиц - кто бы это сделал?