Гибель судьи Мрочека
Шрифт:
– Не уверен. Но предположим, что кто-то нашел останки того человека, тщательнейшим образом спрятанные. Не значит ли это, что человек тот возвратился сюда к кому-то, кому доверял? Его сообщник мог ухаживать за раненым, а после его смерти очень хитро избавился от тела, чтобы не вызвать подозрения. А через несколько лет вдруг кто-то другой находит останки. Находит и... гибнет.
– Гибнет?
– Гольдштейн наклонился к нему.
– А вы... вы видели те останки?
Желеховский покачал отрицательно головой.
– Вы же не видели? Да?
– Один человек мне сказал, что видел. Даже довольно подробно описал.
– Но многие из них, уже умерли. Как с ними?
– Тех не берите в расчет. Если молодой Мрочек рассказал мне правду, этот человек тут должна быть и сейчас. И действовать.
– Мрочек!
– опять сорвался с места Гольдштейн.
– Вы думаете, что Станислав...
– Буду с вами абсолютно искренним. Судья Станислав Мрочек утонул из-за того, что вместе с молоком утром выпил большую дозу наркотика. Его племянник рассказывает об этом странные вещи. Но, с другой стороны, и сам этот племянник довольно странный. Он врач, хорошо разбирается в наркотиках. Кроме того, ездил в тот день на рыбалку в какое-то неопределенное место, никто его там не видел, и он никого не встречал. Кроме того, он что-то крутит. Хотел меня обмануть, не говорит правды. Почему? Не знаю. Если бы не его жена, до сих пор бы не знал о том скелете. Она едва не погибла сегодня утром. Не умеет плавать.
– Махнул рукой.
– А может, я просто зашел далеко? Словом, мало что понимаю в этом деле. Поэтому спрашиваю вас, судья не мог покончить самоубийством? Откровенно говоря, этот молодой Мрочек мне не нравится. Может, дело с тем гестаповцем возникло в его воображении? Но может быть и иначе. Правда может оказаться иной. Поэтому мне нужна помощь. Именно ваша. Вы живете напротив Мрочека. Приглядитесь, пожалуйста. Если он преступник, то, к счастью, слишком нервный. Может себя чем-нибудь выдать. Такие, как он, не терпят бездействия.
– Что он может сделать?
– Не знаю. Все так запутано. Как видите, дело раздваивается, расходится в две противоположные стороны. Все выяснится в конце. Пришел же я к вам, поскольку самому мне сложно вести следствие. Вы дружили с судьей, и я верю, что поможете мне.
Низенький нотариус встал и протянул ему руку.
– Можете мне довериться...
– растроганно проговорил он.- Ни один замурованный в стене скелет, ни один затаившийся гестаповец не удержит меня от раскрытия истины... Но если вы говорите, что это может быть и неправдой, и что этот молодой... это было бы горько. Если бы Станислав знал!.. Он так его любил и хотел видеть все время у себя! Голова идет кругом от всего этого...
– Пожалуйста, только ничем не выдайте себя, - Желеховський засобирался.
– Мне пора. Будьте бдительны, пан Гольдштейн. Я рассказал вам все, чтобы вы поняли, чего хочу от вас. Существует две версии, распутывать которые надо одновременно. Версии, противоположные друг другу. И в обеих вы можете мне оказать очень, очень большую помощь. Заранее благодарен и прошу прощения, что отнял у вас так много времени.
– Помочь узнать правду - моя обязанность. Так же, как и ваша, - ответил тихо Гольдштейн.
– Не знаю, действительно ли сумею вам помочь, но сделаю все что в моих силах.
– Спасибо...- Желеховский задержал руку на ручке двери.
– И еще есть ваша соседка, Ясинская. Знаете, она скрыла от меня результаты вскрытия. Странно, очень странно...
12. РЫБА, ПРИВЛЕЧЕННАЯ СВЕТОМ
Желеховский закрыл за собой калитку и минуту постоял, нерешительно оглядываясь вокруг. Затем ступил два шага в сторону мотоцикла, но повернулся и пошел к последней калитке в конце улочки.
Нажал на кнопку звонка и ждал, размышляя, как лучше задать вопрос доктору Ясинской. Услышал шаги в глубине дома, звон ключей. Дверь открылась.
На пороге стояла женщина лет тридцати восьми. Красивая, с большими голубыми глазами, которые с явным удивлением прошлись по лицу Желеховского, по его мундиру.
– Добрый вечер, - поздоровался.
– А хозяйка дома?
Женщина покачала отрицательно головой и потом добавила:
– Нет. Звонила, что придет поздно.
– Спасибо, - Желеховский заколебался. Женщина, было видно, хотела поскорее закрыть дверь, ждала только его первого движения. Но капитан не отходил.- Я по одному делу, - колеблясь, проговорил.- Можно на минутку?
И, не ожидая приглашения, двинулся вперед. Женщина нехотя отступила и впустила его.
Прихожая была ярко освещена. У стены, на которой висела темная картина с изображением охоты на слонов, стояли глубокие кресла.
Картина старая и написана с такой экспрессией, что мгновение Желеховский всматривался в охотника, который целился из зарослей в слона... Потом быстро отвернулся от картины.
– Вы квартирантка доктора?
– Да. Живу в нее с самого начала.
– Где работаете?
– В больнице...- удивленно смотрела на него.- Я медсестра. Но сегодня у меня выходной.
– Понятно...
Не приглашала садиться, поэтому стояли друг против друга. Капитан вдруг вспомнил.
– Это, кажется, ваша сестра, - замялся на какую-то долю секунды, - умерла при таких печальных обстоятельствах?
Молчала. Лишь потом кивнула утвердительно.
– Вы знали судью Мрочека?
– Знала. Давала ему показания тогда... в суде, когда...
– А позже не виделись? Он же ваш сосед.
– Сосед, - тихо и неуверенно.
– Вы что, никогда между собой не разговаривали?
– Нет!
– это прозвучало решительно и определенно.
– Почему?
Не отвечала.
– Почему? – повторил.
– Он же ничего плохого вам не сделал.
– Пани доктор, - еле слышно сказала она, - самый лучший человек в мире. Она не виновата. Я была на операции. Наконец, на столе лежала моя родная сестра. Я объясняла судье. Говорила, что обе мы просили Ясинскую. Говорила, как это для сестры много значило. Она все равно покончила бы с собой, сама призналась в этом мне и доктору. И тогда пани доктор согласилась. А потом это произошло... Но он не хотел понимать. Ему главное было - бумаги, а не суд над живыми людьми. Не человек - камень... И если бы в высшем суде не были другие судьи, которые мыслили по-человечески, то... Если бы она попала в тюрьму, то пропала бы.