Гибель Светлейшего
Шрифт:
— Стой! Ни с места!
Рябоконь поднял маузер, но не столько револьвер, сколько черное лицо его своей таинственностью ужаснуло Цыбулиных гостей. Они кинулись врассыпную. Василий Иванович дал три выстрела в воздух, и тогда бойцы его отряда, ждавшие возле церковной ограды, вылетели галопом на помощь.
Олег видел, как Рябоконь скакал по улицам и переулкам Рогачевки со сверкающим палашом в руке. Гремели беспорядочные выстрелы, но кто в кого стрелял, было непонятно. Цыбуля пытался убить чернокожего комиссара из обреза, но, хотя и стрелял почти в упор, промахнулся. Вахмистра расстреляли у церковной ограды, единомышленников его разоружили и закрыли в кирпичный амбар. Ячейка коммунистов выставила караулы, чтобы гидра контрреволюции не подняла голову. Василий Иванович со своим отрядом тронулся в дальнейший путь по направлению к Ореховке. В той стороне Чума. Но никто не знает, какой дорогой он ведет свою банду на Святополь, в каких деревнях и селах прячутся его приверженцы.
Дух царя Соломона
Ярко светит луна. Снова тихо на пустынной дороге. Все едут молча, и каждый думает свою думу про себя. Олег вспоминает, как упал застреленный Цыбуля и как кричала его жена. Юноше становится тоскливо. Он ощупывает револьвер Фиры Давыдовны. Все пули в обойме — он ни разу не выстрелил.
С обеих сторон дороги тянутся убранные поля. Под голубым лунным светом они кажутся серебряными. В траве по обочинам торопливо, словно перегоняя друг друга, стрекочут кузнечики. Прислушиваясь к ним, Василий Иванович возвращается к мыслям о Чуме. Как просто было воевать с немцами и австрийцами. Каждый солдат знал, в какой стороне находится враг. А вот сейчас он может сидеть с обрезом в любой хате и незаметно продвигаться к Святополю.
Василий Иванович придержал коня, доехав до развилки дороги.
— Стой! Эта дорога на хутор Ярощука ведет. Проверить надо. Чума любит своих бойцов по хуторам прятать.
Всадники остановили лошадей, закурили. Рябоконь оказал:
— Дорогу под наблюдением держать зорко. Ждите меня здесь. Олег, айда со мной! В случае чего три выстрела дам подряд.
Василий Иванович повернул коня на левую дорогу, что поуже. Следом за ним поскакал Олег.
Глазами филина вглядывался Василий Иванович в придорожный кустарник и вдруг остановил коня.
— Кто-то тут есть! — шепнул он подъехавшему Олегу и приготовил маузер.
Гимназист заметил мелькнувший в тени силуэт женщины.
— Стой! — крикнул Рябоконь. — Стрелять буду! Кто там?
Полминуты длилось молчание. А потом из-за кустов донесся дрожащий женский голос:
— Это я.
— Кто ты?
— Параска!
— Выходи сюда!
— А вы меня не тронете?
— Выходи, тебе говорят!
Из-за кустов выбралась баба, судя по голосу, молодая.
— Ты кто такая?
— Я ж сказала — Параска.
— Почему прячешься? Что тебе тут ночью надо?
— Я так.
— Что так?
Чутье подсказало Василию Ивановичу недоброе.
— Говори всю правду!..
Параска молчала.
— Я тебе зараз развяжу язык!
Рябоконь, соскочив с коня и приблизившись к женщине, поднял маузер. Параска, увидев его черное лицо, в ужасе упала на колени и завопила:
— Ой, смилуйтесь! Все скажу… Все…
— Где живешь?
— На хуторе Ярощука. Наймитка я. Ярощук послал караулить. Люди у него прячутся. Третий день живут.
— Сколько их?
— Четверо.
— Бандиты?
— Ни. Господа московские. Два мужчины, две барыни.
— Офицеры?
— Цивильные.
— Не врешь?
— Святой крест!
— Чего же они прячутся?
— Гадают по ночам, куда бежать лучше.
— А еще кто есть?
— Павло Ярощук, хозяйка его, дитки…
— И больше никого?
— Никого.
— Собак на хуторе много?
— Есть.
— Садись сзади меня! — Василий Иванович прыгнул на лошадь. Стараясь не шуметь, он гнал коня рысью. Параска, продолжая дрожать от страха, держалась за его спину. Следом скакал Олег. Не доезжая хутора, Рябоконь остановился.
— Вот что, Параска, иди теперь и привяжи собак. Только смотри, пикнешь слово лишнее, шлепну тебя, как муху.
— Ой, боже ж мой!
Баба поспешно исчезла в темноте.
— Она нас не обманет? — спросил Олег, дрожа от волнения и прохлады.
— Побоится.
Переждав минут десять, Рябоконь сказал:
— Поехали. Не шуми только.
Параска не обманула, собак она закрыла в сарай, Василий Иванович обошел дом со всех сторон и потрогал входную дверь. Она была на запоре. В крайнем окошке светился через щелку огонек. Рябоконь вначале прильнул глазом сам, а потом предложил Олегу:
— Глянь-ка! Не пойму, чем они занимаются. Молятся, что ли? Дело темное!
В узкую щелку ставней хорошо была видна чистенькая комната. За столом сидели четыре человека — двое мужчин и две женщины. Они сидели, положив руки на стол, в застывшей позе, неподвижно и прямо, словно каждый проглотил аршин.
— Они спят, — прошептал Олег.
Василий Иванович потрогал засов ставни, он легко подался — с внутренней стороны закреплен не был.
— Отсюда возьмем! — шепнул Рябоконь. — Раму вышибем. Там поленья возле крыльца валяются. Поищи не шибко толстое.
Олег принес березовое полено. Василий Иванович вытянул осторожно засов и бесшумно открыл ставни. Вооружившись поленом, он изо всей силы ударил по крестовине рамы. Со звоном посыпались стекла, и в ту же минуту Рябоконь взобрался на подоконник и через распахнутое настежь окно прыгнул в комнату.
— Руки вверх!
— Дух, дух! — закричала молодая дама и сбросила пенсне с носа, похожего на клюв совы. Глаза ее засияли счастливым блеском. Но через секунду взгляд их потух, бледное лицо исказилось от ужаса. Она откинулась на спинку стула и стала медленно сползать на пол. А седая старушка, сидевшая напротив, широко раскрытыми глазами смотрела на черное лицо Василия Ивановича и беззвучно шевелила тонкими губами, силясь что-то сказать.