Гибель Тартарии
Шрифт:
Марью Митяеву, сидевшую в повозке вместе с младшим сыном-последышем Пашкой.на мешках с нехитрой утварью, в очередной раз подбросило, когда колесо телеги наскочило на кочку, и она сердито посмотрела на мужа Матвея, правившего лошадьми с невысокого облучка. Устала она уже корить его за плохую дорогу, за то, что не всё удалось прихватить ей с собой, за то, что разрешил старшему сыну отправиться в Новую Тартарию.. Его ей было жальче всех. Лишь с полгода назад с оказией ей и мужу передали весточку от Осипа с того берега океана Великого. Писал сынок, что добрались тартарцы до самых южных пределов новой земли. Дальше, мол, на юг уже ишпанские земли начинались. И ещё писал он, что сговорились они с ишпанцами на хлеб, что они выращивали, выменивать товары разные заморские и даже пушки для своих охранных кочей. А ещё похвалился, что в Тихуане, фактории ишпанской, познакомился он с девушкой красоты необыкновенной по имени Эмилия. Одно, говорит, плохо – веры она католической и над ним, Осипом, подсмеивается она, называя его идолопоклонником. Матвея в этой записке вполне удовлетворила весть, что ладят тартарцы почти со всеми местными туземцами. Потому мясо, добываемое ими, они выменивают на хлеб, рядно и мёд. Так что довольны тартарцы той жизнью и сам Осип не прочь остаться на той земле на веки вечные.
Большая семья была у Митяевых, десять душ. Да вот старший сын, Осип, считай уже отделился . Сенька и Лёшка год уже как службу исполняют на Заволжских Валах, границу Великой Тартарии по западу стерегут от русичей, которые нет-нет да наведываются с той стороны Волги. А четыре дочки все замуж повыходили и три из них тоже этим обозом трясутся к Урал-горам.
Рослава, самая старшая из детей Митяевых осталась в Грустине. Её муж, Фёдор Кречет служит в посольском приказе при дворе царя Святозара. Ещё две дочки: Прасковья и Стеша родились вслед за погодками Сенькой и Лёшкой да перед отъездом из столицы успели и замуж выскочить. Одна, – за сына местного атамана казачьего, вторая – за подъячего. Мужей их тоже на запад за Урал-горы отправили, ну а куда иголка, туда и нитка. Перед Пашей-последышем родилась ещё одна доченька, Света Да тоже торопыжкой оказалась. Ещё и пятнадцати ей не было, а сама замуж напросилась.
Митяевы давно с семьёй Потаповых дружили. Их сын Иван был одногодком со Светой, и росли они вместе, в играх детских пробавляясь всё своё время, коли оно появлялось, в домашних заботах вместе проводили, так что судьбу этих детей-голубков родители давно определили. А поскольку Еремей Потапов и Матвей Митяев были знатными мастерами по строительству военных укреплений, то и дальше их семьям предстояло жить бок о бок на новом месте.
Восьмилетний Пашка подёргал мать за рукав зипуна:
– Скоро мы приедем? У меня бока уже болят.
– Скоро, скоро, Пашунька. Вишь, на горизонте горы синие показались? То и есть Пояс Каменный, или Урал-горы, куда мы стремимся.
А Матвей, тоже, видимо, услышав причитания сына, сердито добавил:
– А ну геть с телеги! Пройдись-пробегись следом, а то скубишь, как щенок небитый, тоску навеваешь.
Обоз катился неспешно, и время от времени то с одной, то с другой повозки соскакивали и мальцы-егозы, и взрослые, чтобы размять ноги, нужду справить, так что в повелительном окрике отца ничего предосудительного не было. Но сегодня с самого утра зарядил мелкий противный дождик, и выбираться из-под медвежьей шкуры ох как не хотелось.
– Батюшка, а батюшка, – ткнула она кулаком в бок мужу, – как думаешь, Сеня с Лёшей в Царицыне ещё, али как?
Матвей недовольно повёл плечами. Вот же баба! При ней же было сказано нарядчиком Трофимом, что набирал людей для работ по возведению Заволжских Валов, что именно в Царицын он везёт набранный работный люд.
– Да что ты трусишься, мать? Сказано, что в Царицын Трофим их везёт, значит там им и быть.
К тому времени войска царя Ивана Грозного взяли Казань, столицу Казанского ханства, а год назад пала Астрахань. Набрали силу московиты, потому, русы и взялись за постройку грандиознейших Заволжских Валов, уже сейчас протянувшихся от низовий Волги до Перми на целых две с половиной тысячи вёрст! После смерти Ивана Грозного и недолгого правления Бориса Годунова чехарда началась в Кремле, а уж после того, как в нём утвердилась династия Романовых, это сразу сказалось на отношениях Московии и Великой Тартарии. Теперь войска Московии то тут, то там упорно пытались прорваться через границу между этими государствами, в основном проходящую по Волге. На правом берегу этой реки русичи тоже спешно возводили свои остроги и крепости. Ещё свежи были воспоминания правителей Руси о молниеносном походе конницы Батыя по всем русским княжествам и восточноевропейским государствам. И здесь сразу бросается в глаза одна из главных фальсификаций «миллеровско-шпеерской» истории России: если уже в ХУ11 веке Московия и Сибирь были единым государством, то с какого перепуга нужно было так укреплять границу по Волге между Московией и якобы никогда не существовавшей Великой Тартарией?
Но как ни «зачищали» Романовы историю России, а правда сама себе дорогу нашла. Лет десять назад с борта самолёта был случайно обнаружен контур одного форта Заволжского Вала, затем другой, третий… И хотя по приказу Романовых эти форты разрушили и сравняли с землёй, постепенно выяснилась полная картина: тартарцы построили десятки таких фортов вдоль всего левого берега Волги! У них не было другого выхода: если к 1557 году между царями Великой Тартарии и Московии наметились мирные объединительные тенденции, то с приходом во власть династии Романовых стала преобладать колониальная политика полурусских-полунемецких царей Московии. Уже тогда Папа Римский с правителями западноевропейских стран подбивали царей Московии на полный захват и делёжку Тартарии.
Кстати, Романовы приписывали заслугу строительства современных, а главное, типовых (!) фортов Заволжского Вала европейским инженерам, но выяснилось, что европейцы не умели строить подобные сооружения! Скорее всего к строительству этих фортов правители Великой Тартарии привлекали либо китайско-маньчжурских, либо турецко-османских специалистов.
Но распри между Московией и Тартарией начались ещё при правлении Ивана Третьего. Он был одним из самых выдающихся московских князей. Его ещё при жизни называли Иваном Великим. И было за что. Он упорно собирал воедино разрозненные русские княжества, развернул законотворческую деятельность. При нём строились новые и хорошели старые города, множились храмы и церкви. Именно при нём Москва окончательно обрела статус столицы, был принят герб с двуглавым орлом. Именно он в 1480 году поставил точку в освобождении Руси от тогда уже татарско-крымского ига в знаменитом «стоянии» на Угре. Именно он в конце ХУ века предпринял первый завоевательный, но безуспешный поход на Пермь и Югру, входившие тогда в состав Великой Тартарии. Так что его более осторожный и дальновидный внук, Иван Грозный намеревался мирно сосуществовать с грозной империей того времени, Великой Тартарией.
Но православным немцам Романовым были чужды почти братские отношения между этими народами – русами и русичами. И именно с приходом к власти Романовых начался закат великой империи русов…
Сеня и Алексей Митяевы действительно уже год находились под Царицыным. За этот год они поучаствовали в строительстве четырёх фортов на левом берегу Волги. А сейчас их в составе ста человек перевели на строительство первых равелинов мощного форта у места, где от Волги отделялась протока Ахтуба.
Братья были погодками. Сенька лишь на год с небольшим был старше своего брата Алексея, статного парня с шапкой обрезанных «под горшок» рыжеватых волос. На верхней губе и подбородке парня только-только начали пробиваться бородка и усы. А вот у Сеньки эта метаморфоза с переходом от безбородого отрока к полновесному облику «матёрого» мужика, считай, уже завершилась. Правда Сенькины бородка и усы чернявились как воронье крыло. И отец, посматривая иногда на сына и жену, даже покрякивал с досады, – его ли это сын? Но, наверно, в его ли, Марьиных генах пробудилась память о предках их рода. А были в их предках и даурские казаки и колымские остяки, да и ещё бог знает кто.
На месте равелина, который вознамерились возводить тартарцы в этот раз, когда-то было небольшое поселение, скорее всего рыбацкая деревушка. Староста артели Степан Тонкий, пожилой горбоносый человек подвёл всю свою ватагу к расплывшимся руинам и мотнул головой в сторону чернолицего от загара волхва.:
– Давай, Захарий, объясни бестолочам желторотым, что им нужно и что не нужно здесь делать.
Артельный волхв был человеком мудрым и малоразговорчивым. Выйдя из толпы, он оборотился к толпе лицом и глухо заговорил: