Гибель титанов. Часть 1
Шрифт:
— Все, что добудем, делим поровну, — Коста протянул руку, а Волк поморщился и в ответ протянул свою. Ему не слишком нравился такой расклад. Ведь он был не только чертовски силен и свиреп, но и совсем неглуп.
Глава 9
Апрель 641 года. Александрия.
Последний раз коронованная особа посещала Александрию лет этак двести пятьдесят назад, и крови тогда было столько, что хоть стены крась. Много было крови… Так много, что после каждого августейшего визита половину города приходилось заново отстраивать. Императоры Аврелиан и Диоклетиан были ребятами на редкость простыми. Что взять с бывших далматинских пастухов?
Тем не менее, горожане, которые
Горожане оказались разочарованы. Вместо тысяч схолариев в алых плащах и с золотыми цепями на шее, вместо толп разряженных сенаторов и евнухов государя сопровождала только полусотня гвардии и несколько неброско, по ромейским меркам, одетых бояр. Даже архиепископ Григорий Братиславский, которому подали крытую повозку, вовсе не напоминал патриарха Кира, и благословлял народ налево и направо. Воины свиты на схолориев были непохожи вовсе, они скорее походили на диких туров, притворяющихся людьми. А выражение их лиц напоминало горожанам Тугу и Вугу, любимых псов госпожи Елены, которых тут все боялись до колик. Любила госпожа, приехав с охоты, промчать по городу галопом в сопровождении своих псов. После определенных событий тут ее не то, что ведьмой не рисковали называть, а и подумать о ней нелестно опасались. Любили в Александрии и ее мужа, и ее дядюшку. Вот и на нее теперь падали отблески народной любви.
Скромный до неприличия кортеж проследовал от порта по улице Канопик прямо в Царский квартал, где и стояли дворцы префекта Святослава и его дяди, великого логофета Стефана. Самослав украдкой поглядывал по сторонам. Да-а! Александрия похорошела. Множество сожженных домов разобрали, а на их месте возводили новые. Фасады на главных улицах оттерли от копоти и грязи, разбитые плиты мостовой заменили на новые и вымели начисто. Обычный восточный город стал теперь непривычно опрятным, потому как за брошенный на землю сор прилетало палкой по спине от стражников-нубийцев, которые несли свою службу с гордостью и усердием. Или, как не без оснований подозревали местные, они просто любили лупить своей палкой надменных александрийских горожан.
Сам князь привел население в трепет и восторг, потому как выглядел суровым воином, а ведь именно так и должен выглядеть император в представлении каждого римлянина. Странное это было государство, где власть редко передавалась по наследству, а чаще захватывалась силой. Это общество только силу и признавало как источник закона и права. А раз так, то великий князь Самослав александрийскую толпу покорил. Он не заискивал, не улыбался и не махал ей рукой. На его лице была написано: плевать я на всех вас хотел, а если захочу, то сотру ваш город с лица земли, а на его месте построю новый.
Это выражение уверенной в себе мощи исторгло из глоток горожан восторженные крики. Им и нужен был такой государь: сильный и справедливый. Ставящий превыше всего свой закон, и карающий по нему одинаково и слабых, и сильных. По крайней мере, казнь десятка богатых ростовщиков александрийским плебсом именно так и расценивалась. Чернь любит, когда на ее глазах казнят богача. Так собственная убогая жизнь кажется горшечнику, грузчику или рыбаку не столь уж беспросветно-тоскливой.
— Ты не рад нам, брат? — Стефан раскинул руки в приветствии. — Ты так суров сегодня! Толпа успела тебя разозлить? Не обижайся на них. Они такие, какие есть.
— Да какая там толпа! — отмахнулся князь. — Думал, от порта не доеду. На одних сухарях несколько дней. Брюхо сводит так, что чуть концы не отдал. Где тут сортир?
— Грубая пища моряка! — понимающе покачал головой Стефан. — Это просто зло, которое придумали демоны ада в наказание за наши грехи. Я велю приготовить легкий суп из молодой курочки. Пальчики оближешь!
— Отец! — Святослав с семейством стоял перед князем, склонив голову.
— Иди ко мне! — князь обнял сына, расцеловал невестку и внука. И крошечную внучку он тоже подержал на руках, осторожно взяв ее у няньки.
— Никша приехал? — спросил он.
— Пока нет, — покачал головой Святослав. — Мы ждем его со дня на день.
— Пойдем, брат, — Стефан мягко освободил его из родственных объятий. — Пойдем, я покажу тебе твои покои. Тебе надо отдохнуть. Я так тебя понимаю. Когда мы плыли с Никшей в Йемен, я только и делал, что свешивался с борта. А сухой хлеб меня и вовсе чуть не прикончил. До сих пор вспоминаю его с содроганием.
Отдых, легкий суп из нежной, молодой курочки и полное воздержание от сухарей сотворили чудо. Самослав пришел в себя, и уже на следующий день погрузился в местные дела. Несуразный, заставленный всякой всячиной дворец сына сильно удивил его, но он не подал виду. Лезть в чужую семью он не станет. Нравится им спотыкаться о вазы, статуи и лежащих в самых неожиданных местах собак, ну и на здоровье. Он ведь сам ему жену степнячку сговорил, никто его не заставлял. А где научится утонченным манерам девчонка, прожившая большую часть жизни в юрте? Годы в Братиславе — не в счет. Они всего лишь обтесали юную дикарку, превратив в подобие настоящей госпожи. Разве она Мария, которая впитала вкус и манеры от множества поколений знатных предков? Княгиня стояла на голову выше всех женщин Словении. В этом факте не сомневался никто.
— Иди сюда, малыш! — Самослав притянул к себе внука, который внешностью и повадками походил скорее на степняка, чем на словена. По крайней мере, волосы у него были темно-русые, а глазки слегка раскосые, в мать-болгарыню. Впрочем, мальчишка был живой, как ртуть, и хорош собой необыкновенно, взяв всё самое лучшее и от матери, и от отца.
— Деда! Дай! — протянул руки Александр и жадно вцепился в крошечный кинжал, изготовленный специально для него. Он вытащил из ножен тупой клинок, взмахнул им и пролепетал. — Я воин, как папка.
Надо сказать, в речи Святослава и Юлдуз все больше проскакивало греческих слов. А все общение за пределами дворца и вовсе шло только на нем. Греки учить словенскую речь считали ниже своего достоинства, а египтяне — тем более. Им и греков хватало, которых они с высоты своей древности считали наглыми выскочками. Что уж тут говорить о каких-то словенах. Даже в армии общались на греческом, иначе воины просто не понимали друг друга. А легионы все больше и больше комплектовались сыновьями этой земли. Словене в основном служили десятниками и сотниками. Вот и маленький княжич рос в окружении разноязыкой родни, и его судьба — переключаться в разговоре с коптского на тюркский, а с тюркского — на греческий и словенский. Пройдет всего одно поколение, и словене растворятся среди местных жителей и перейдут на их язык. Это Самославу было ясно, как день.
— Я тебе самого лучшего коня подарю, — заговорщицки прошептал князь. — Лучше, чем у мамы. Любишь коней?
— Люблю, — закивал мальчишка. — Меня мама на охоту брала. И Тугу и Вугу брала. Мы с ней на антилоп охотились. Папка опять уехал, а нам скучно было.
— Тогда жди, — обнял его князь. — Я тебе лук в подарок пришлю. Ты тоже охотиться будешь, как мама. Я не знал, что ты у меня уже такой большой вырос.
— Деда! — мальчишка обнял его в ответ. — Ты хороший! Люблю!
Надо же, — думал Самослав, осторожно прижав к себе его тельце и слушая стук крошечного сердечка. — Любит. Значит, не говорят здесь о нем плохого, и мать не настраивает против семьи. Иначе гнилой вкус интриг уже пропитал бы даже этого малыша. Дети очень тонко чувствуют это. Владимир и Кий тому пример. Самослав с сожалением отдал мальчишку Юлдуз и пошел в покои великого логофета Стефана. У них накопилось множество вопросов. И главный из них звучал так: где деньги?