Гибель титанов. Часть 1
Шрифт:
Двумя часами позже патрикий Александр любовался в окно дворца Буколеон на словенские дромоны, которые, словно дурачась, пускали глиняные шары в пришвартованные у берега рыбацкие лодки. Каждое удачное попадание вызывало бурю восторга у парней на борту. А самое плохое во всем этом было то, что ни один ромейский корабль так и не покинул гавани столицы. Моряки наотрез отказались выходить из порта. Они, с одной стороны, прекрасно понимали, чем это для них закончится, а с другой — никто из них умирать за Мартину и ее сыновей не желал. Матросы так и заявили друнгарию и пришедшим с ним в порт дворцовым
Повелительница мира сидела на собственной постели, обняв колени. Тронутые сединой волосы растрепались и пришли в полный беспорядок, но ее это уже не волновало. Она тупо смотрела на покрытую драгоценным розовым мрамором стену, что была перед ней, и просто грызла ногти. Она не делала так с детства, но сейчас ей плевать, что думают об этом почтительно стоявшие рядом патрикии и евнухи. Короткие пальцы, напоминавшие сосиски, стали теперь похожи на пальцы какой-нибудь торговки.
— Солнце скоро сядет, кирия, — негромко сказал Александр. — Архонт Само — варвар, конечно, но пока никто не упрекнул его в нарушении однажды данного слова. Ваша жизнь в опасности. Еще немного, и даже не Валентин, а столичная чернь потребует вашего отречения.
Мартина молчала. Молчала до тех пор, пока за окном не раздался сухой деревянный стук, а в ее покои не влетел глиняный шар, который ударился об пол, плеснув в стороны огненными брызгами. Патрикии и евнухи разбежались с воплями, а Александр, который предусмотрительно встал в темный угол, схватил какой-то плащ и бросил его на занимающееся пламя. Ему удалось затоптать его, да и евнухи-веститоры проявили отвагу, помогая ему. Через пару минут Александр стоял перед госпожой, которая едва слышно выла на одной низкой ноте. Она так и не нашла выхода из этой ситуации.
— Так мы согласны на предложение князя Самослава, кирия?
Она молчала, впившись в него полубезумным взглядом.
— Я прочитал ответ в ваших глазах, ваша царственность, — спокойно сказал Александр. — Эй! Кто-нибудь! Пошлите гонца за стену! Ее царственность согласна!
Коста шел по улице, привычным взором босяка незаметно осматривая все вокруг. Он доверял себе. И вот сейчас волосы на затылке встали дыбом, чуя чей-то недобрый взгляд. Все понятно! Кто бы его из императорской ложи без хвоста выпустил. Патрикий Александр, проклятый союзничек? Ну конечно! Коста даже не сомневался, что лукавый ромей, разыгравший перед своей госпожой целое представление, послал за ним опытного человека. Шпион шел за ним, умело прячась за спинами гончаров и кожевенников, которые валом валили с ипподрома, горячо обсуждая новости.
Коста заложил немалую петлю по городу, прошел мимо Михи, демонстративно отворачиваясь в сторону, а когда убедился, что тот все понял верно, пошел к своему логову. Миха побежал бегом. Он должен успеть. Волк ждет его неподалеку от дома.
Коста для верности еще раз обошел квартал и зашел в темный, заплеванный подъезд своей инсулы. Он постоял, привыкая к полутьме, но ничего постороннего не почуял. И впрямь, не врал егерь. Хрен
— Он? — Волк показал на придушенного им шпиона.
— Он! — удовлетворенно сказал Коста. — Вот смеху было бы, если бы не он…
— Мне же Миха описал его, — Волк посмотрел на Косту с немалой укоризной. Он не любил, когда сомневались в его мастерстве.
— О! Готов уже? — Миха сунул сытую морду в подъезд и бросил на тело плащ. — Надеваем и сажаем у стены. Вот деревянная чашка. Все подумают, что нищий. До ночи точно никто ничего не поймет. Главное, капюшон поглубже надвинуть нужно. Уходим! Чтоб он провалился! Три кератия отдал за это барахло!
Еще через час у Золотых ворот в таверне трое мужей попивали вино и заедали его жареной рыбой. Цены выросли, но им было плевать. Эти трое стали так богаты, что чихать хотели на стоимость еды в осажденном городе. Они следили за теми, кто войдет или выйдет через эти ворота, ведь лагерь великого князя расположился прямо напротив них.
— Слушай, Волк, — помялся Коста. — А патриарха Кира ты убил?
— Не-а, — беспечно махнул рукой тот. — Он сам.
— Как это? — удивились парни.
— Да я монахом переоделся, — развел руками Волк, — зашел к нему спящему в келью, и на койку сел рядом. А потом рот ему заткнул, в глаза посмотрел и ласково так сказал: «Иисус Христос, проклятый ты еретик, познается нераздельно в двух природах и действует натурально по двум своим естествам». И улыбнулся ему. А он багровый стал, за сердце взялся и помер.
— Да ты откуда послание патриарха Софрония Иерусалимского знаешь? — выпучили глаза Коста и Миха. — Ты же язычник! Великий старец нипочем не позволял Эктезис с монофелитскими догматами издать, пока жив был.
— Да не знаю я никакого вашего Софрония, — отмахнулся Волк. — Я вообще ни хрена из сказанного не понимаю. Меня Вацлав Драгомирович заставил это наизусть выучить. Сказал, что старый живодер нипочем таких слов не вынесет, и от злости лопнет. Ну и прав старшой оказался. Даже душить его не пришлось.
— Царствие небесное! — перекрестились Коста и Миха. — Упокой, господи, его нечистую душу!
— А ты думаешь, — горделиво подбоченился Волк, — что мы только глотки резать можем, а? Хотя ты прав, чушь какая-то! Какая разница, сколько там этих природ у Христа и сколько этих… э-э-э… естествов? И чего старик из-за такой малости распереживался? Не понять мне вас, ромеев, никогда.
— Если государыня Мартина на предложение князя не согласится, что делать будешь? — спросил у Волка Коста, попивая легкое вино.
— Ворота ночью открою изнутри и войско впущу, — пожал тот могучими плечами. — Дело нехитрое. У меня же тут десяток егерей. А стража здешняя такое дерьмо, что плакать хочется.
— Да что не так-то? — Миха и Коста даже обиделись за родной город.
— Понимаете, парни, — проникновенно ответил Волк. — Вы, ромеи, ни разу не старые римляне. Нам на командирских курсах один чудак из Университета про них рассказывал. Там такой порядок был, что когда из лагеря уходили, можно было яблоки на деревьях пересчитывать. Они все до одного на месте висели.