Гибельные боги
Шрифт:
Джустиниани исчез в танцевальной зале и потому не слышал продолжения диалога.
— Он нормален? — в глазах Пинелло-Лючиани проскользнула издевка, — и это, по-вашему, наследник?
— Странен, конечно, но ведь молод… — герцогиня пожала плечами.
— Я тоже не пойму, что у него в голове, — пробормотал маркиз ди Чиньоло, вытянув губы трубочкой и напряженно морща лоб.
— Да нет, он разумен и искренен, но, кажется, не от мира сего, — мрачно бросил Массерано.
— Я и говорю, — Пинелло-Лючиани покрутил пальцем у виска, — совсем не от мира.
Элизео ди Чиньоло молчал, не пытаясь вмешаться в разговор. Он закусил губу и смотрел в пол, думая, казалось, о чем-то своем.
— Он сказал как-то, что человек бессмертен, и смерть — всего лишь роды в бессмертие. «Из утробы — в мир, из мира — в вечность», — задумчиво пробормотал Массерано, — да, странный юноша.
— Говорил же я, что он идиот, — со странным удовлетворением пробормотал Пинелло-Лючиани, — уж смерть-то — единственное, что гарантировано нам в жизни. Как ни пытайтесь жить вечно, ничего не выйдет, и кто верит в бессмертие, тоже смертен. Всё вышло из ничего, и должно в него вернуться. — Он победно взглянул на герцогиню, — он просто глупец.
— А я полагаю, — философски заметил маркиз ди Чиньоло, — если бы смерти не стало, жизнь лишилась бы всякой поэзии. Но люди, как я заметил, вовсе не хотят жить вечно, они просто не хотят умирать. Вера в бессмертие родилась из жажды ненасытных людишек, безрассудно пользующихся временем. Для мудрого достаточно одной жизни, а дурак не будет знать, что ему делать с вечностью.
— К тому же люди, — насмешливо подхватил Пинелло-Лючиани, — не Бог весть какое сокровище. Бессмертие слишком грандиозное понятие, чтобы связывать с ним судьбу ничтожных смертных. Большинству людей нечем заполнить даже вечер, что им делать с вечностью? Бессмертие — жалкая мечта ничтожеств, Вирджилио. Умные люди понимают и принимают смерть. Им хватает на это и ума и силы духа.
Гизелла Поланти была мрачна, но вяло ответила Пинелло-Лючиани.
— Что нам до его мыслей? Но он неуязвим и удачлив, стало быть…
— Что «стало быть»? — прошипел Пинелло-Лючиани, лицо его пошло пятнами, — случайность. Он глупец.
— Ну, что вы, — поморщился Массерано, — я не стал бы, Андреа, обвинять Джустиниани в глупости…
Тут все умолкли, заметив, что Джустиниани и Катарина Одескальчи вернулись в зал. С ними была и Елена Аньелли, девицы весело смеялись чему-то, рассказанному Винченцо. Джустиниани заметил, как при их появлении разговор прекратился, и понял, что говорили о нем.
В это время в зале появилась Ипполита Массерано в алом платье. Оно шло к ее белой коже и жгуче-черным волосам, но никак не подходило к излишней полноте груди и избытку жира в области талии. В ней было что-то от рубенсовской Грации, та же холеность белой кожи и роскошной плоти, с его складками, выпуклостями и изгибами. Графиня, казалось, была создана из молока и крови, но Винченцо она напоминала вылезшую из чана перестоявшую квашню. Прошествовав прямо к Джустиниани, графиня тихо произнесла, что изумлена его фехтовальным искусством. Винченцо, который знал, что он едва не убил любовника донны, выразил скорбь от своей удачливости. Мессиру Убальдини просто не повезло, выговорил он. Она окинула его странным взглядом и заметила, что подобная скромность к лицу победителю, ведь в итоге — победитель получает все. После чего отошла к мужу. У Джустиниани сжалось сердце от жалости к Массерано, который явно все понял и только опустил голову. На Джустиниани же накатила волна брезгливости к ведьме, готовой хладнокровно сменить бывшего любовника на его победителя.
Во время ужина слева и справа от Джустиниани снова сидели Катарина и Елена и весело щебетали. На столе искрился фарфор, сияло серебро и благоухали цветы. Винченцо бездумно разглядывал девиц напротив и отметил, что сестрица Энрико Петторанелло Джулиана смотрит на него пугающим, почти завороженным взглядом. Глория Монтекорато сидела рядом с ней, и молчала весь вечер, ее, по счастью, закрывала от него серебряная ваза Мурано с белыми лилиями. Рядом с Джованной сидела старуха Леркари и что-то нудно жужжала ей на ухо. Сам он подумал, что, если все-таки решит жениться, надо подлинно выбрать невесту. Ему была симпатична Катарина, но Елена казалась разумнее и спокойнее. Но сейчас, зная, сколько глаз смотрят на него, он принял безразличный вид и был рад после ужина оказаться за карточным столом с Вирджилио Массерано, Андреа Пинелло-Лючиани и Гизеллой Поланти.
Игра, надеялся он, отвлечет от него всеобщее внимание.
Массерано был трезв, бледен и безучастен, лицо Пинелло-Лючиани, напротив, то и дело шло пунцовыми пятнами.
— Это правда, что вы считаете человека бессмертным, ваше сиятельство? — мессир Андреа наклонил к нем голову с заметной проплешиной в волосах.
Джустиниани кивнул. Игроки внесли начальную ставку, получив по пять карт. Далее пошел круг торговли. Гизелла и Вирджилио объявили, что меняют три карты, Пинелло-Лючиани — четыре. Сдающий — Элизео ди Чиньоло — забрал их карты и сдал им столько же новых. Джустиниани молчал.
— Стало быть, верите, что не умрете? — издевательски уточнил Пинелло-Лючиани.
Последовал последний круг торговли. Пинелло-Лючиани сменил две карты, остальные — снова по три.
— Смерть — идея, которая не подтверждается нашим внутренним опытом, — обронил Винченцо. — Человек чувствует себя бессмертным.
Джустиниани почти не слушал собеседника и не участвовал в торгах: с раздачи ему пришли четыре туза и джокер.
— Природа не знает бессмертия.
— Потому-то смерть от природы, бессмертие же от Бога.
— И вы в это верите?
— Если надежда на бессмертие — обман, то обмануты все великие и святые…
— Впервые встречаю человека, верящего, что не умрет.
— Я этого не говорил, но вообще-то, чем изощреннее наш разум, тем дальше он от понимания смерти.
Тут Джустиниани открыл карты и заметил, как переглянулись Вирджилио с донной Гизеллой. Пинелло-Лючиани умолк, закусив губу и оторопело глядя на открытую им беспроигрышную комбинацию. Впрочем, на кону была небольшая сумма.
На новой раздаче, когда ставка, анте, выросла вдвое, к немалому удивлению Винченцо, ситуация повторилась. Его бесстрастное лицо, идеально подходящее для игрока в покер, исказилось злобной гримасой. Что за чёрт… Он невольно сблефовал, недовольство на его лице было воспринято, как знак дурной раздачи. Торговаться он не стал, хотел было сбросить карты, но остановился. Какой бы дикой не была вероятность после перетасовки 54-х карточной колоды выпадения тузового каре одному и тому же игроку, нельзя было совсем исключить ее.